“Спешу Вас известить об одной приятной для нас обоих вести. Отношения наши обрываются навсегда”, — заявляет Белый, обвиняя адресата в неискренности и двоедушии: “Наконец, когда Ваше
На это ответить можно только вызовом на дуэль, что Блок и делает восьмого августа, требуя от Белого в десятидневный срок либо отказаться от оскорбительных слов, либо прислать секунданта. Сам же он имеет в виду призвать в свои секунданты Евгения Иванова, который насколько может противится страшной затее.
Переписка Блока и Белого продолжает делиться на две линии — дуэльную и, так сказать, теоретическую. Белый получает вызов в момент, когда у него уже готово полписьма на литературные темы. Он берется за новое послание, где пробует проанализировать их с Блоком человеческие отношения. Заявляет: “…усилием воли я близкого превращаю в
Пятнадцатого августа Блок садится писать ответ сразу на оба письма Белого. В первых строках снимает вопрос о дуэли, беря назад “словечки о шпионстве и лакействе, вызванные озлоблением”. Литературная же часть требует основательной работы. Может быть, лучше уж объясниться напрямую? Блок едет в Москву, шлет из “Праги” посыльного, но Белый в это время, как он потом напишет, “уходил к незначительным знакомым отдохнуть от суеты дня”. (Какой словесный сгусток, между прочим! Что-то в нем “достоевское” и в то же время напоминает язык Поэта из блоковской “Незнакомки”, пришедшего в кабак, чтобы “рассказать свою душу подставному лицу”.)
Лишь на третий день письмо Блока готово. Исчерпывающая ясность.
“Мы с вами и письменно и устно объяснялись в любви друг другу, но делали это по-разному — и даже в этом не понимали друг друга”.
“…„Философского кредо” я не имею, ибо не образован философски; в Бога я не верю и не смею верить, ибо значит ли верить в Бога — иметь о нем томительные, лирические, скудные мысли”.