Новый Органон

2. Теперь Идолы Пещеры. Всем хорошо знакомо выражение: «Да у тебя взгляд, как из пещеры!» Его часто бросают как упрек в узости кругозора. Бэкон без проблем мог бы поддержать подобный упрек. В самом деле, по Бэкону, каждый отдельный человек в силу специфики своего воспитания, интересов, социального окружения и убеждений обладает по-своему ограниченными рамками мышления, которые препятствует доступу к истине: «Идолы Пещеры происходят из присущих каждому свойств как души, так и тела, а также из воспитания, из привычек и случайностей»16. Короче, сколько людей, столько и пещер. Наряду с Идолом Рода Идол Пещеры является врожденным.

3. Далее Идол Площади или Идол Рынка. Идол Рынка – это идол приобретенный. Идолы Рынка – это идолы повседневного языка, который Бэкон ассоциировал с языком толпы. Сюда относится использование слов не по назначению, порождающее ложные смыслы и представления. «Плохое и нелепое установление слов удивительным образом осаждает разум»17. В этом плане бэконовские идолы рынка напоминают то, что античные мыслители называли сферой мнения (docsa

). Вредоносность Идолов Рынка заключается в том, что они влияют и на сферу науки, где слова зачастую изначально принимаются в их искаженном или плохо проясненном значении. Из-за этого ученые втягиваются в споры о значении слов и имен, отнюдь не двигающие науку вперед. Например, слово «влажность», с точки зрения Бэкона, обрело ряд совершенно разных смыслов, которые не позволяют определить с точностью, о чем идет речь: «Взяв одно определение, получается, что пламя влажно, а взяв другое – что воздух не влажен. При одном – мелкая пыль влажна, при другом – стекло влажно»18.

4. И, наконец, Идолы Театра или Теории. Как и Идол Рынка, Идол Театра является приобретенным. Идол Театра Бэкон также называет Идолом Теории. С ним Бэкон ассоциирует множество бесполезных, с его точки зрения, теорий, возникших преимущественно в эпоху Античности в период конкуренции философских школ (Академии, Стои, Сада Эпикура и Ликея). Эти теории претендуют на то, чтобы дать истинные представления о мире, но в действительности являются лишь фикциями, подобно рассказам поэтов, предназначенных для декламации со сцены19. По Бэкону, в основании Идолов Театра лежат софистика, эмпирика и суеверие. Примером софистики является схоластический аристотелизм, подменяющий исследование мира диалектикой, которая, апеллируя к скудному опыту, делает на его основании ложные суждения, имеющие лишь видимость непротиворечивости. Кроме того, софистика особенно опасна своим деспотизмом: она дает ответы на все вопросы и отметает все возражения, которые могли бы в конечном счете поспособствовать развитию науки. Примерами эмпирики являются, по Бэкону, химические опыты Гильберта, для которых характерны фантастические произвольные выводы из небольшого числа опытных данных, не имеющие даже логической значимости. И наконец, суеверие. Оно раскрывается в философии Пифагора, где мы встречаем мистическое учение о переселении душ, музыке и сфер и т. д., также примером суеверия является гностический неоплатонизм Роберта Флэдда.

5. Бэконовское разоблачение идолов в какой-то мере пересекается с картезианским методическим сомнением. Однако, если для Бэкона борьбы с предрассудками шла в рамках обоснования практической метафизики природы, то у Декарта она была средством создания метафизики субъекта. Так, критика индивидуального чувственного опыта у Декарта близка бэконовскому опровержению Идолов Пещеры, воображаемого – Идолов Рынка, а авторитетов – Идолов Театра. Разница заключалась в том, что по Декарту достоверность вещи, внешнего объекта является скорее психологической и связана с опытом достоверности Я: если в существовании Я нас убеждает абсолютно ясное представление, то тогда вещь, восприятию которой сопутствует столь же ясное представление, столь же достоверна20

– а для Бэкона она была операциональной и должна была быть экспериментальным путем доказанной и продемонстрированной.

V

ИНДУКЦИЯ

В рамках индуктивного метода общее выводится из частного. Мы можем составить обобщенное суждение об объекте – например, что такие-то живые существа обладают таким-то свойством – только после изучения большого количества доказывающих это частных случаев. Это в целом верное представление об индукции является слишком обобщенным для понимания индукции Бэкона. Дополнительно здесь следует упомянуть важный онтологический аспект: индукция бесконечна в той же мере, в какой и ее объект – природа. В этом ее отличие от дедукции, в которой достаточно установить общее, которое будет служить уже известным логическим абсолютом, куда можно подвести любой из возможных частных случаев, не занимаясь специально каждым из них.