"Новый русский" и американка

Ну и так далее. И все-таки, когда немецкое семя с уникальной немецкой аккуратностью пролилось в непробиваемый, я так думаю, даже пулей немецкий суперпрезерватив, естественно — болотного, камуфляжного цвета, он вдруг, негодяй такой, усмехнулся и захохотал во все свое огромное, чисто немецкое, реваншистское горло:

— А я все-таки сегодня трахал американку! И затрахал до бесчувствия! Германия затрахала Америку, можно считать! Вон она лежит, усталая, потная, даже пальцем пошевелить не в силах… Слава германским традициям! Слава немецкому пиву! Германия, Германия превыше всего! И рано или поздно, рано или поздно…

Но я, истинная дочь своего великого американского народа, нашла в себе силы, привстала и довольно грозно спросила:

— Ты что, националист? Фашист?

И схватила с тумбочки хрустальную вазу с его погаными белыми розами… Он не ожидал такого поворота… А я продолжала грозно требовать, сверкая глазами:

— Ты, может быть, мечтаешь всех женщин засунуть за проволоку в концлагеря?! Отвечай!

И он вдруг рухнул передо мной на колени и зашептал спекшимися от желания губами:

— Как ты прекрасна в своем гневе на политической почве! С этой вазой в руках! Изнемогаю! Умираю! Прочь слова… нас ждут великие дела…

Признаюсь, на дальнейшее проявление принципиальности меня не хватило. Тем более когда я увидела, как внезапно, словно по знаку волшебника, вырос его «оружейный ствол», пробил дыру в его трусах и поднял к небесам свое грозное, величавое, дерзновенное дуло…

Тот опыт с кёльнским немцем убедил меня в непреложной истине — мужчины и женщины разных стран непременно найдут между собой общий язык, если не будут расписывать выдающиеся особенности своих гор и лесов, и даже таких великих, как Америка, а займутся самым восхитительным делом на свете с помощью своих «опаловых небес» и «нефритовых стержней», или, как прямодушно называется это в многочисленных дамских романах, станут трахаться, придавая особое, священное значение лишь своим «дырочкам» и фаллосам…

Вообще недаром прежде со всего света ездили учиться в Германию. Тут хочешь не хочешь, а поумнеешь.

…Вот что мне, как это ни странно, напомнило черное яблочное зернышко — сувенир из Индии…

Я, конечно, аккуратно завернула его в бумажную салфетку и положила на дно косметички, бочком к рыжеватому волоску из усов русского стюарда.

Кстати, я только теперь понимаю, почему мне было приятно заниматься сексом с этим большим немцем. Мне казалось, что я… ну, да… занимаюсь любовью с сами Хельмутом Колем, а это, согласитесь, так возбуждает и возвышает…

Жаль, я не успела поделиться этой мыслью с моим все-таки излишне самоуверенным немцем, и он принял все изъявления моей пылкой плоти на счет своей плоти… Вот ведь как оно все тонко, запутанно в женской психике… Подумать только!

…Далеко, очень далеко ушла я, однако, от русского теплохода, идущего из Гонконга в Токио. А ведь был уже поздний-поздний вечер, скорее, даже ночь, а наутро мы пришвартуемся в токийском порту, и — прощай моя мечта об этом русском, невыносимо грубом, дерзком, безумно сексапильном «новом русском» с грязными пятками и криминальным прошлым… И в иллюминаторе только одно темное, беспросветное море. И никаких надежд, ну абсолютно…

Я сижу в голубом, воздушно-серебряном пеньюаре, утонув затылком в подушке, и пробую читать… Но и чтение не приносит успокоения. Как назло в глаза лезут строчки: «Молоды индейцы натчи, что в Северной Америке, сумевшие снять скальпы со своих врагов, должны были соблюдать на протяжение шести месяцев шести месяцев целый ряд запретов. Им нельзя было спать с женами…»

Ну ведь это полная чепуха! Ведь эти, пусть дикие, но ведь мужественные особи совершили подвиг в определенном смысле, их бы самое время вознаградить хорошим, первоклассным сексом, а их лишают именно этого! Какая жестокость!

И кто? Какие идиоты? Скорее всего, старичье, вбившее в голову всем остальным, что их склеротические мозги самые мудрые, самые качественные. Ого, что они придумали, эти древние маразматики, забывшие самое элементарное — оргазм. Будто стоит этим смельчакам нарушить это правило — и душа убитого им отомстит и даже крошечная царапина станет смертельной.

И я вдруг представила… эти темно-коричневые тела индейцев, словно вырезанные из крепкого дерева и отлакированные, и как под этой эластичной кожей играют мускулы, а их способность бесшумно, упруго подбираться к добыче и, все точно рассчитав, — выпускать ядовитую стрелу… Ах, как великолепны эти мужские особи в момент охотничьей страсти! Должно быть, и в постели они не менее хороши.

«Как странно, — подумала я, чувствуя согревающее журчание моих поднимающихся из глубин женских соков, — я ведь ни разу отчего-то не попробовала потомка индейца… А их так много в Америке, и все разные…»

Читатели-чистоплюи, конечно, уже давно посинели от гнева и презрения: мол, как же так, чуть чего — и эта невозможная американка уже возбудилась и жаждет нового мужчину! Уж не больна ли она психически?!