"Новый русский" и американка

В момент коротенькой передышки, когда наши враги что-то поутихли, видимо, совещались, свесив свои никчемные, по-казенному скучные членики, как бы нас удачнее захватить, мы неутомимо продолжали насыщать друг друга фантастической изумительно-взбадривающей любовью. Мое тело лежало перед ним как раскаленная утлая ладья, а он, чуть отведя вбок руку с пистолетом, пахнущим и на расстоянии невыразимо сексапильно, огнем и порохом, принялся своим жарким, пылким языком едва прикасаться к остриям моих трепещущих, отзывчивых грудок, к тонко дрожащим кончикам ушей, потом зажал в зубах мой и без того истомившийся, занемогший от ожидания пупочек и, наконец, не жалея своего довольно прямого, твердого носа, проник в самую сокровенную кладовую моего перенапрягшегося тела, жаждущего седьмого или восьмого оргазма… Там, в этой кладовой, где столько всяких складочек-оборочек, его язык, зубы, губы и рука с пистолетом действовали с удивительной разжигающей, томно пульсирующей деликатностью, отчего волны какого-то уже совсем запредельного счастью пошли по всему моему телу одна за другой, одна за другой… Я не выдержала и прошептала:

— Убей их всех! Они не имеют права мешать нам заниматься любовью!

А потом, переполненная несказанной, кроткой благодарностью, чуть отползла от его чудесного тела, давая, кстати, ему возможность отстреливаться, и далее, как сейчас помню, с романтичной, несколько сентиментальной, возбуждающей ясностью употребила в дело свой нежнейший, деликатеснейший язычок, пожелавший попробовать на вкус не только самый кончик фаллоса необыкновенного «нового русского», но и его яички, и только тут заметила, что вокруг нас разбросано очень много использованных презервативов… И подумала с гордостью: «И как только он успевает проворачивать столько дел разом — стрелять, трахать меня и ещё заботиться (в такую, в сущности, непростую, рискованную минуту — ведь в нас же стреляют!) о безопасном сексе! Ну покажите мне хоть одного мужчину, который был бы способен на такое в подобных обстоятельствах! Нет, теперь я была навечно убеждена: это сама судьба соединила нас! Мне всю жизнь нужен был именно такой «новый русский», который разом, разбрызгивая огонь и сперму, ещё успевает поразительно нежно, изысканно пощекотать горячим дулом пистолета мой животик, подмышки, спинку, ямочку на подбородке, заветную щелочку между моими замершими от наслаждения ягодицами и наконец… наконец… самое сокровенное, интимнейшее, заранее ликующее местечко…

И я просто не знала, как же отблагодарить за такую самоотверженность! Что ещё предпринять? Мне захотелось вдруг немедленно зарыться лицом в его густой паховый мех, что я и сделала, а там, сыскав случайно его гениталии, стала прихотливо, завороженно зажимать зубами то одну, то другую, то одну, то другую… О, как протяжно, бесконечно благодарно он, мое чудо, мое божество, стонал и смеялся хрипловатым, чисто мужским смехом в ответ на эти мои безгранично кропотливые, чуть застенчивые по-своему ласки…

На миг я оставила в покое его изнеженные мной мужские прелести и спросила:

— Но почему ты смеешься? От счастья?

— Само собой! — рявкнул он весело и непобедимо. — Надо же, как все удачно складывается: пока меня не хлопнули и ты под боком, такая вся из себя ничего себе бабенка…

Признаюсь, я не все слова поняла тогда, но каждое успела запомнить… И дышала, дышала, с головой уйдя в чудесный омут его «орлиного гнезда», и никак не могла надышаться, и там, из этой его интимнейшей тьмы так нежно, отзывчиво сияли мне в ответ его заповедные яички… И я просила у неба: «О, помоги, помоги мне продлить это невиданное, ослепляющее блаженство!»

И небо услышало меня. Нам была дарована передышка, небольшая, секунд на двадцать, но все-таки… За дверью стихло, никто не бил в неё своими тупыми казенными ботинками, не гремели выстрелы, только с еле слышным шорохом падала мелкая щепа из дырок в двери… И пистолет в руке отчаянного, невыносимо прекрасного «нового русского» лишь слегка дымил, если приглядеться… За эти золотые мгновения мы сумели так глубоко проникнуть в сокровенный душевный мир друг друга, так многое понять друг в друге…

— Я хотел бы, — прошептал он словно бы издалека, все ещё придерживая как бы одним зубом волоски моего лона, — чтобы вместо твоих рук, ног, даже ушей — была бы только твоя… восхитительная… дырочка… много, много дырочек…

— А я бы, — прошептала преданно, самоотверженно и страстно-страстно я, — хотела бы, чтобы вместо твоих пальцев и на ногах и на руках были одни только фаллосы, фаллосы…

Увы, нашей любви не суждено было длиться и длиться. Внезапно в дверь так саданули со стороны коридора, что она рухнула прямо на кресло, где абсолютно беспечно лежал мой невинный серебристо-розовый кружевной пеньюар. На мгновение мне стало его так жаль…

Но за это мгновение дюжие люди в форме схватили моего бесценного «нового русского», и очень быстро он оказался в наручниках. И вот его уже повели прочь от меня… Ужасное мгновение!