«Татары, — говорят нам сами ортодоксальные историки, — появились в Крыму только одновременно с генуэзцами в 1170 году, во время крестового похода и утвердились здесь только в XIII веке, т. е. как раз после взятия крестоносцами Царь–града и основания ими Латинской Империи на Востоке. И в это же время генуэзцы, сопровождавшие крестоносцев, образовали по берегам Таврического полуострова свои фактории, развалины которых существуют и теперь около Керчи, Феодосии, Севастополя, Бахчисарая и других городов. А потом, после изгнания крестоносцев, Крымский полуостров в 1475 году захватили Турки из того же омусульманившегося Царь–Града. Прибавлю кстати, что и самое слово мусульманин — Муслимнец — заключает в своем корне имя Мусы, как по Корану называется Моисей, и что религия эта, как я уже не раз доказывал в прежних томах, есть ни что иное, как первоначальное арианство, которое ничем не отличалось от юдаизма (т. е. богославия), да и характеристикой его, как у крестоносцев, являлось обязательство «распространять веру мечем».
Отсюда видно, что появление в Крыму татаровцев (татаровей или татровцев) было одновременно с его колонизацией генуэзцами, как очень деятельными участниками крестовых походов. Значит, если название татарове (или татровцы) стало общим на славянском востоке для крестоносцев (а греки, со своей точки зрения, превратили это название даже в тартаров, т. е. адских людей), то и современные крымские татары должны быть смесью первоначального населения этой страны, называвшегося у греков скифами, с пришедшими к ним сначала греко–славянскими ромейцами, а потом генуэзцами и другими крестоносными искателями приключений. А после этого понятна и миграция этого имени вместе с купцами–мореплавателями из Крыма в Мариуполь на северном берегу Азовского моря и, затем, на Дону до его сближения с Волгой и, как следующие ступени, вниз по Волге. К югу по этой реке у ее впадения в Каспийское море, возник рыболовный город Астрахань, а с ним и Астраханское царство, существовавшее до 1554 года. Часто страдало оно от приазовских кочевников ногайцев или ногаев, которые, с этой точки зрения, являются не потомками «татар Золотой Орды» (т. е. крестоносного ордена с Татрских гор, пришедших через Крым и Дон в эти страны), а первичным населением южного Поволжья.
К северу от места наибольшего сближения Дона с Волгой береговая колонизация ромейских греков, болгар и различных франков и латинян времен крестовых походов дошла по Волге, как естественному первичному пути (особенно в тогдашний период расцвета судоходства), сначала до Саратова, потом до Самары и Казани и, основав эти города, как опорные пункты на пути по Мологе и Сити и до Рязани, Ярославля, Твери и даже Москвы, но уже лишь в качестве летних береговых грабителей, убегавших обратно до зимнего замерзания на ладьях в свои опорные оседлые пункты вместе с награбленным и захваченным добром. Но эти речные грабежи могли быть лишь в таких местах, где притоки Волги были достаточно широки, чтобы нельзя было загромоздить русла бревнами или плотами спереди или сзади с целью не пустить речных разбойников далее или не выпустить назад приплывших.
Наглядным примером этому служат побережные набеги Донского казацкого атамана Стеньки Разина. Сначала, с 1667 года он грабит, выйдя через Донской Лиман в Азовское море, тамошние турецкие города, а затем переходит в Волгу с флотилией парусных и гребных судов, в которых можно было везти и съестные припасы и быстро выйти из области берегового обстрела, благодаря ширине реки. Он захватывает внезапными налетами сначала Астрахань и прибрежную полосу Каспийского моря до реки Урала, и самую эту реку называвшуюся тогда Яиком. Весной 1670 года он поплыл вверх по Волге под флагом защиты старой веры и освобождения жителей от налогов. Он захватил даже Нижний Новгород, говоря, что везет с собой патриарха. Но с начала зимы 1670 года Волга стала замерзать, и ему пришлось быстро уплывать на юг. А зимой Московское государство успело подготовиться: к январю 1671 года значительная часть Восточной Украины была подчинена Москве, а в апреле 1671 года сами донские казаки выдали Разина московским стрельцам. Он был увезен в Москву и там казнен, вызвав в приволжском народе массу былин и сказаний, а в XIX веке даже и поэмы в идеалистическом духе.