Нравственный облик Пушкина

Этому представлению был он верен и в жизни. Стоит указать на его трогательные обращения к Чаадаеву, к Пущину. Проявления дружеской приязни его глубоко трогали и оставляли неизгладимый след в его душе, "Мой первый друг, мой друг бесценный!" - пишет он в Сибирь благороднейшему И. И. Пущину, посетившему его "приют опальный" в Михайловском. "Как жаль, что нет теперь Пущина!" - говорит он на смертном своем одре [42]. В минуты житейских горестей, чуждый малейшей зависти, Пушкин умел утешаться "наслаждением слез и счастием друзей" и не отрекался от последних никогда и ни перед кем, твердо и безбоязненно проявляя свое к ним отношение, несмотря на то, что его приветам приходилось лететь "во глубину сибирских руд" и в "мрачные пропасти земли" [43].

Если эти далекие друзья и сберегли в свое время для России Пушкина, заботливо и предусмотрительно не приобщив его к своим планам, то между окружавшими его нашлись зато платившие обидой за жар его души, "доверчивой и нежной". Их "предательский привет" [44] глубоко уязвлял его впечатлительное сердце. Он мог повторить слова Саади в "Гюлистане": "Враг бросил в меня камнем, и я не огорчился, - друг бросил цветком - и мне стало больно". Рядом таких скрытых обид и злоупотреблений "святою дружбы властью", очевидно, вызваны выстраданные звуки негодования в его "Коварности", когда ему довелось "своим печальным взором прочесть все тайное в немой душе" того, кого он считал другом, и осудить его "последним приговором".

.

.

II

.

.

Таково было отношение Пушкина к людям. Посмотрим на нравственные требования, которые он предъявлял прежде всего к самому себе. Эти требования в значительной мере определяются тем, что признает человек необходимым для сохранения в себе самоуважения. Чуткою душою своею Пушкин не мог не сознавать, что лишь упорный и серьезный труд и полная правдивость с собою и с другими могут поддержать в человеке самоуважение и защитить его от сокровенного самопрезрения в те минуты, когда он не развлечен мелочною пестротою обыденной жизни.

Любовью к труду и была проникнута вся его жизнь. Ему - "взыскательному художнику" с теплым чувством вспоминается "живой и постоянный, хоть малый труд", "молчаливый спутник ночи, друг Авроры златой". Он ощущал обязанность трудиться и жадно ждал любимого осеннего уединения, когда "роняет лес багряный свой убор" и можно приняться с обновленными силами за плодотворную работу. Недаром "в шорохе ночи" слышится ему "укоризна или ропот им утраченного дня"; недаром с горечью вспоминает он "растраченные годы", и его тревожит "призрак невозвратимых дней" в то время, когда "судьбой отсчитанные дни" особенно дороги, чтобы "мыслить и страдать" и, следовательно, работать умственно. Отсюда многочисленные поправки в его рукописях и варианты его стихов, отсюда настойчивая работа над языком, над тем, чтобы сделать его гибким, как сталь, и сладким, как сахарный тростник. Аллах говорит его пророку: "Не я ль язык твой одарил могучей властью над умами?"[45]. Для этой власти нужна, однако, не одна форма, но и содержание, продуманное и прочувствованное, вылившееся из души и заключающее в скупости слов богатство мысли. Это содержание в поэтическом произведении тогда лишь сильно и глубоко, когда оно является плодом вдохновения, которое необходим мо отличать от преходящего настроения.

Пушкин сам указал разницу между вдохновением и восторгом, объясняя первое - одухотворенною работою, а второе - мимолетным порывом. Тот товарищ по воспитанию, о лицемерном злословии которого уже говорено, ставит Пушкину в вину то, что над стихами он "мучился по часам и суткам", делая в каждом стихе бесчисленное множество поправок, - что совершенно неверно и опровергается рукописями Пушкина. Так, например, в рукописи известного стихотворения "19 октября", состоящего из 24 строф и 184 стихов, - на 1069 слов исправлено всего 73 [46]. Этот же своеобразный поклонник "дивного таланта" поэта признает нужным передать потомству, что "сверх того Пушкин писал лишь в минуты вдохновения, а такие заставляли себя ждать по целым месяцам", не понимая, что он делает, против воли, драгоценное для Пушкина указание на возвышенный характер его творчества, очевидно, смешивая поэзию с бюрократическою и канцелярскою работой.

И любовь к правде царит в пушкинском труде, - к той высшей правде, которая ищет и рисует идеал действий человека, а не к той, низшей, которая изображает все в пределах факта, не устремляя взора "горе" и вдаль и праздно угождая хладной посредственности, завистливой и жадной к соблазну. Признавая обычным явлением связь гениальности с простодушием и величия характера с откровенностью, Пушкин сам являл пример их, следуя совету из своего "Подражания Корану": "Мужайся! презирай обман, стезею правды бодро следуй!"