Ну и ну (СИ)

Группа мужчин стояла плечом к плечу и решала серьезный вопрос. А тут я! Задумался и въехал в группу, как въезжает нож в масло. Группа смялась, быстро опомнилась и решила выместить на мне накопившееся зло. Пока колоритные мужчины соревновались в искрометных пожеланиях в мой адрес и пытались дать мне ясную характеристику, я взирал на них с искренним интересом, как будто видел перед собой неандертальцев, коими они, впрочем, и являлись. Никто из них не старался ко мне приблизиться - пугала моя весовая категория. Трое мужчин были плюгавенькими, один был моего роста, но худощавее. Можно предположить, что ранее он был крупным мужчиной, но жизнь наложила свой отпечаток, сделала "липосакцию", состарила, обтесала.

Бывший здоровяк выдохся раньше своих собратьев-неандертальцев и теперь взирал на меня с большим интересом, в корне отличающимся от моего интереса. Наши мысли плыли в разных направлениях. Выждав несколько минут и насладившись зрелищем, бывший здоровяк цыкнул на товарищей и голосом партработника, решившего заклеймить позором одного из партийцев, проговорил:

- Нехорошо получается, гражданин. Вы нанесли нам увечья, и нам не остается ничего другого, как написать на вас заявление в полицию. Мы есть пострадавшие. Так, ребята? - Ребята дружно его поддержали, оратор снова на них цыкнул и продолжил свою пламенную речь, - но мы можем решить вопрос мирным путем.

После чего окинул взором "пострадавших" собратьев и переместил ожидающий взгляд на меня: я обязан был отреагировать, а именно дать скорое согласие на решение вопроса мирным путем.

- Сколько? - спросил я, оправдав их ожидания.

"Предводитель дворянства" поднял очи к ясному небу, выискивая на нем ответ на мой понятный, как они думали, вопрос. Каждый из его собратьев попытался дотянуться губами до его уха, чтобы озвучить свою цифру, но главный переговорщик был отрешен от бытия.

- Сколько? - повторил я, устал от трагикомедии.

- Тыща! - наконец, выдал оратор, он же "предводитель дворянства", он же главный переговорщик в широких одеждах, некогда бывших ему впору.

- Ты чо! - загомонили вокруг сотоварищи и наперебой завопили: Две, три...

Один из них даже затребовал "пять тыщ".

Пришлось внести ясность:

- Я интересуюсь вашим пальто... Всего лишь...

- Меняю на твою куртку, - быстро сориентировался бывший здоровяк.

- Перебьешься.

- Тыща! - повторился он, зациклившись на одной цифире.

- Ноу проблем, - согласился я и протянул ему денежную купюру.

Мужик разоблачился и протянул мне пальто. Его сообразительный приятель стянул с головы шапчонку и сказал:

- Сто рублей.

Он получил свои сто рублей, а я - шапчонку с ушами и козырьком, как в далекие детские времена.

Мысленно себя успокоил: в гостинице нет проблем с горячей водой и купально-драильными принадлежностями. Надеюсь, не подхвачу заразу. Мужики хотя и были сильно неухоженными, но не были бомжами.

Я зашел в бутик, где всегда покупаю себе одежду. Выпросил у знавшей меня девицы-менеджера большой брендовый пакет, тут же стянул с себя куртку, запихнул в пакет и натянул на себя драповое пальто "прощай, молодость". О шапчонке тоже не забыл. Если сказать, что я шокировал девицу, то ничего не сказать. Следующее мое заявление усугубило ее шокирующее состояние.

- Кар-на-вал, - по слогам произнес я и растянул рот в улыбке, дав понять, что девица, при желании, тоже может принять участие в карнавале по непонятному поводу.

Девица сразу переключилась на окно, за которым прямо сейчас обязано начаться карнавальное шествие лиц, задвинутых на задворки жизни.

- День поддержки и примирения, - голосом церковного дьяка пропищал я и поспешно улизнул.

Теперь мой шаг был уверенным, походка напоминала спортсмена-профи.

Благодаря моей спринтерской ходьбе до работы Юльки я добрался раньше времени. Пооколачивался возле входа, после чего сообразил, что надо занять пост у кафе, где обедают подруги, и возможно, Адам Шуткин.

Я уложил пакет с курткой на асфальт, устроился на нем с комфортом, приткнувшись спиной к стене. Выпрашивать милостыню я не собирался, пусть думают, что пожилой человек (моего лица было не видно под козырьком шапчонки) просто устал и решил присесть. Однако сердобольные граждане принялись засыпать меня быстро надоевшим вопросом:

- Дедушка, вам плохо?

В ответ я бубнил:

- Мне хорошо.

Оказывается, в наше безразличное время космических скоростей люди не очерствели душой, находят минутку для постороннего человека.

Мне и правда было хорошо. И легко на душе. Настроение не всецело зависело от людской заботы: появилась уверенность, что я верну себе Юльку, что у нас все наладится, потому что я всё для этого делаю. Тюфяк перестал был тюфяком, безразличный мужчина нацелен на успех, приложит для этого все силы...

Сначала мимо меня прошел Адам Шуткин. Если честно, то я надеялся на чудо - это не та Юля, и кафе не то.

Кафе, в котором обедала моя жена и ее подруга Галка, было то самое, осталось убедиться, что мы с Шуткиным делим одну Юлию.