Ну ма-а-ам! Материнство, основанное на реальных событиях

Так вот в этом идеальном уравнении была одна неидеальная переменная – коляска. Кате три месяца, почти четыре, и коляска у нее люлечная. Лежит ребенок в своем корытце и видит бездонную синь неба. Ни тебе тети, ни тебе лужи. Мне приходилось доставать дочку из коляски и таскать ее на руках, пиная перед собой коляску животом. Неудобно. И вот сегодня, наконец, я решила достать прогулочную коляску. Не трость, конечно (я в сознании), но такую, в которой Катюня могла бы лежать, как в шезлонге, чуть вертикально, под минимальным углом и весело бдить.

На этой коляске я шесть лет назад рассекала с сыном. Хороший транспорт. У него мой характер: разухабистый такой вездеход. Маневренный, веселый и быстрый. Бирюзовенький. И вот, уложив в него Катюню, которая прилежно дула пузыри из слюней в ожидании первого зуба, я припустила в сторону магазина, на втором этаже которого можно было разжиться подгузниками. На второй этаж ведет подвижный и шустрый эскалатор. Я замешкалась у его подножья. Как попасть наверх с объемной коляской и дитем? Опасно! Не буду рисковать. Оставлю коляску внизу, а за подгузниками метнусь с Катюней на руках. Делов-то на пять минут! А спустя пять минут это все случилось.

Приунывшая, я решаю, стоит ли звонить мужу. Помочь, находясь в 100 километрах от меня, он вряд ли сможет, но в сарказме искупает однозначно. Прямо вижу, как он спрашивает, есть ли у меня десять рублей, и, получив положительный ответ, советует пойти в супермаркет и за десятку взять продуктовую тележку, в которой я смогу весело довезти дочку и подгузники до дома… Смешно, ага.

Наверное, нужно заявить в полицию. Я представила, как сижу в сыром подвале, освещенном одинокой лампой, подвешенной на веревочке, на мокром каменном полу валяются упаковки подгузников, рядом на столе в дырявой картонной коробке спит моя дочь, а я, обняв сама себя за локти, раскачиваюсь на стуле и диктую следователю список похищенного на мотив Шурика «вот-спасибо-хорошо-положите-на комод»: пять баранок или шесть, больше сыну и не съесть… И салфеток влажных там пачка целая была… Для сухой для кожи рук там лежал отличный крем… А еще на ужин наш там лежал один лаваш… Погремушка в виде бус, а, пардон, она с собой…

У меня к вору два вопроса: как и зачем? Как сегодня крадут коляски? Я просто впервые столкнулась, дебют, так сказать. Как он это сделал? Увидел коляску – схватил и побежал, разметав щеки к ушам? Сложил и запихал в «уазик»? Закинул в «КамАЗик»? Или это цыган с серьгой в ухе прицепил мою колясоньку к своей гужевой повозке и сказал своему конику: «Ннно!»

И второй вопрос: зачем? Возить в ней своего карапуза? Продать на «Авито»? Перебить номера и перегнать во Владик? Разобрать на запчасти? Кругом же камеры, тебя, колясочник, легко поймают. И посадят. А в тюрьме засмеют. И татуху набьют в форме колясоньки, что в иерархии тюремных татух означает «дно-днище». А я приду на следственный эксперимент и испепелю тебя взглядом. Или вас, если у тебя был сообщник. И дочу принесу, и ущипну ее, чтоб безутешно плакала и совесть вашу раздражала. И не поленюсь плакат нарисовать: «Мы воруем у малютки, мы бесславные ублюдки». Ну как так-то? Нафаняяя… Я еле доволокла до дома ноющую Катюню и подгузники. Дома всплакнула. Уложила дочь. Страдая, съела котлету. Позвонила мужу. Узнала, что я клуша. А кто еще в наше время бросает коляски без присмотра? Всплакнула еще раз. Согласилась, что клуша. Съела еще одну котлету. Полегчало. Успокоилась…

Коляску так и не нашли. Я иногда думаю о человеке, который ее украл. Представляю себя на его месте. Точнее, пытаюсь придумать ситуацию, при которой мне необходимо своровать у младенца коляску. Моя бурная фантазия буксует и не выдает вариантов.

Возможно, это вор. Просто циничный вор. Он берет все, что плохо лежит, и не рефлексирует. Возможно, он в молодости выдал себя за талантливого художника и украл у кого-то заслуженную славу. Прошли годы – и он скатился до колясок.

Я не знаю, как можно наказать себя сильнее: посадить самого себя в тюрьму совести.

Я написала этот рассказ и дала прочитать его сыну. Он прочел и сказал:

– Мам, я хочу срочно кое в чем признаться. Однажды в школе учительница подарила мне два киндера. Сказала: это тебе и сестренке. А я был голодный и… сам съел. Оба. Два. Это плохо, я знаю, но я не смог…

– Ого, вот так откровение!

– Я так устал таскать эту тайну в себе, – вздохнул сын. – Сейчас прямо легче стало…

Я внутренне прыснула. Сын совершает ошибки, свойственные возрасту, и раскаивается в них. Понимает, что такое хорошо и что такое плохо. Это отличный знак. Есть основания полагать, что тест на честность через взятки ему проходить не придется.