Ну, ты, Генка, и попал... Том I

– Ах, сами Елизавета Ивановна, говоришь? Так ты уже, змей ползучий, пока я в отлучке был, и к барыне ходы–выходы проложить успел? Зараза ты черноглазая! Кобылку-то четвероногую я ишшо тебе, мож быть, и простил бы, а свою, ту, что о двух ножках – ни за что! Но и убивать тебя я пока не буду: вдруг понадобится лошадушек полечить. А вот глазоньку твою карюю выдавлю, чтоб на баб чужих зыркать неповадно было…

И большим пальцем так впечатал мне в зенку, что я от боли сознанью потерял. А как в себя пришёл, вижу – сидит он рядом, злой, но довольный:

– Иди, – говорит, – таперича, дружочек миленькай, с миром отселева. А соседям скажешь, что, мол, наказал меня барин за конокрадство моё коварное.

Вот так вот и пострадал я за любовь свою… А чужое брать я век не обучен, не моё это, ей-бо!

– Сдаётся мне, что набрехал ты всё, Чухоня. Говорили, что тебя в богадельню-то поместили после того, как на грабительстве спымали, – задумчиво встрял Петров.

– Врут, злыдни, наговаривают! Я в жисть ничаво чужого не брал! Да вот хучь у другана мово спросите, у Коряги, – стал не очень активно оправдываться Чухоня. – Мы с ым опосля этого случая сбежали из Троицкого, на вольные хлеба определились. До самых Шигон дочапали. И тут нас в богадельню-то и справили.

Меня снова резануло знакомое прозвище. Не Сашка ли Корягин сидит рядом с Глебом Чухониным, не мои ли это знакомые из прошлого-будущего? Тут я задумался: сдаётся мне, про Троицкое Симбирской губернии Глеб наврал. А вот случай про кражу лошади из конюшни соседского барина Матвея Ивановича я слыхал от самого отца Григория. Он мне говорил, что Матвей Иваныч после третьей рюмки постоянно бахвалится, что вражине глаз пальцем выдавил. «Ежели бы свой был – запорол бы до смерти! А тут побоялся, вдруг чей крепостной, судись потом с барином из-за падали этой».

Так вот чем стали заниматься в этой жизни мои одноклассники… Так ли – нет, а я пока повременю раскрываться перед ними. Надо сначала с Мариной посоветоваться, как поступить дальше.

Вернувшись в особняк, я заглянул к девушкам и попросил Марину зайти ко мне, чтобы обсудить одно важное обстоятельство. Когда мы с ней остались одни, я знаком попросил Маришку подойти к окну, подальше от двери. Шепотом я пересказал ей вкратце, без ярких эротических подробностей, разговор мужиков за самоваром. Она была потрясена:

– Ну и ну… Нет, я, конечно, подозревала, что Чухоня тот ещё типчик, но чтобы он оказался таким… низким вором! А вот про Корягина я с самого начала думала, что он вполне себе порядочный человек. Вот как можно в людях, оказывается, ошибаться!

– Знаешь, сейчас нет смысла посыпать голову пеплом. Надо решать, как поступать дальше. Думаю, что пока не стоит раскрываться перед ними – подлая натура найдёт момент, и они сдадут нас или подставят.

– Точно. Давай подождём, время само расставит всё по местам, – согласилась со мной Марина.

Радищев, Жуковский и Карамзин у меня в гостях

Оформить права на производство печатных машинок сейчас оказалось невозможно. Я вспомнил, что первый законодательный акт в области охраны изобретений, запрещающий их использование без отчисления процентов с прибыли автору, «Закон о привилегиях», был введён в России только в 1812 году. До этого времени надо ещё прожить здесь почти двенадцать лет. А мне вовсе не хотелось терять прибыль уже сейчас.

Я с трудом объяснил свою позицию Афанасию: надо придумать что-то такое, чтобы никто, кроме нас, не мог начать выпуск подобных машин. Он сначала хлопал глазами, не понимая, о чём я ему талдычу, а потом вдруг прозрел, хлопнув себя по лбу.

– Надо сварить на весь печатный механизм кожух с окошками для кнопок и рычага, переводящего строки, и отработать балансировку при помощи отвеса. Если кто-то попробует разобрать машину, что уже само по себе будет сложно, то, снимая кожух, нарушит балансировку, поскольку отвес, висящий на бечёвке, будет сорван. А без кожуха машина не будет работать.

Ну, конечно, Афоня объяснил мне всё это скорее на пальцах и больше нечленораздельными звуками, нежели словами, но сейчас передать этот монолог буквами мне будет просто не под силу. Так что придётся господам читателям довольствоваться моим вольным пересказом.

Целых два дня мой «Левша» вытачивал из дерева кожух и отвес. Я забрал образцы, кожух оставил дома, а с отвесом отправился на железоделательный завод, заодно решив расплатиться со старыми заказами, забрать векселя и дополнительно дозаказать детали ещё на парочку машин, благо, батюшкиной щедрости теперь мне на это «баловство» хватит.