Нуар

— Человеку можно довериться, если знаешь, что ему нужно. Вы не из нашей реальности, у вас свой мир и своя жизнь. Тогда зачем вы здесь? Рич говорил, что все это требуется ради науки. Но что в результате? Не думаю, что дело в чистой теории. Один безумец в нашу реальность, как я понимаю, уже пробрался.

Мужчина согласно кивнул:

— Понял. Опасаетесь второго. Верить не верите, но хотите перестраховаться. Ладно, слушайте!..

Поблек желтый свет фонаря, пропали тени. Мигающий серый сумрак.

Он и она.

Затемнение. Эль-Джадира.

Февраль 1945 года.

— Мы живем в очень разных мирах, Зоя Ивановна. Ваш страшен, но по-своему велик. Мой — мелок и мерзок. Мы в тупике, а впереди, скорее всего, катастрофа. Очень многие мои современники это понимают, некоторые — пытаются изменить. В Настоящем все прогнило, единственный выход — воздействовать на Прошлое. Но с точки зрения физики это невозможно. Реальное Прошлое пока недостижимо, кроме того, всякое изменение уничтожит того, кто его осуществил. Парадокс: «Убей свою бабушку!» Остается вмешиваться в историю чужих, пусть и подобных нашей, реальностей. Мне это неинтересно, для меня мой мир — единственный, остальные — лишь его отражения. Какой смысл менять картинку в зеркале?

— Зачем же вы здесь?

— Чтобы попытаться изменить мой мир, не ваш. Теорию не изложишь за минуты, сошлюсь на практику. Есть История, — и есть человек, который ее наблюдает. До Колумба человеческое Прошлое было меньше ровно вполовину. Для людей Старого света не существовало истории майя, тольтеков, ольмеков и еще десятков народов. Что изменилось 12 октября 1492 года? Мир остался прежним, люди-наблюдатели тоже.

— Изменилось? Колумб приплыл в Америку.

— Именно. Изменилось точка, откуда ведется наблюдение. И люди обнаружили, что их Прошлое куда богаче и сложнее, чем они думали. Это и есть самая простая модель. Если удастся то, что я задумал, то в идеале мир раскроется, как цветок, появятся несколько лепестков-реальностей, связанных между собой. Каждый лепесток будет иметь свой вариант Истории, но он станет частью Новой Истории — общей для всех. В мир, где победили Колчак и Деникин, можно будет попасть, просто купив билет.

— Вы сумасшедший, как и Рич, но в вашем безумии есть логика. Признаться, она меня не слишком радует… К сожалению, то, что задумал Тросси, тоже чрезвычайно логично. Я подумаю, хорошо? А что будет с Ричем? С Ричардом Граем?

— Что будет завтра, не знаю. А сейчас я уйду, и он свалится вам в объятия, правда, в несколько пришибленном виде. Если надо, оттащите его к врачу, а лучше влейте пару стаканов коньяка. А еще лучше — оставьте в покое. Надеюсь, у парня хватит ума не верить ни одному вашему слову!

— Слова не всегда нужны.

— Угу. Если есть хорошая обувь и шелковое белье. Счастливо оставаться, товарищ капитан!

— Четверть века без вас определенно пошли на пользу вашему alter ego. Только с чего вы взяли, что виртуал — именно он?

Крупный план. Эль-Джадира.

Февраль 1945 года. Сон.

Генералы обедали. Неспешно, основательно, тщательно прожевывая и аккуратно глотая. Алюминиевые ложки постукивали о металл больших тяжелых мисок. Повар в серой форме и ослепительно белом фартуке стоял на подхвате, чтобы не опоздать с добавкой, ушлые репортеры деловито щелкали «Лейками». Генералов не смущала суета. Они обедали. Питались. Принимали пищу. Новые чистые гимнастерки, застегнутые на все пуговицы, звезды в петлицах, выбритые до синевы щеки.

— Mein Gott! Oh mein lieber Gott! — еле слышно вздохнул Липка. — И не подавятся!

Я незаметно сжал его руку. Пехотный майор Вермахта, изъясняющийся по-русски прямо в штабной столовой 9-й танковой дивизии — сам по себе нонсенс. Но у Фёдора — Теодора фон Липпе-Липского — по крайней мере, документы не фальшивые. Предъявлять же то, что лежит у меня в нагрудном кармане, можно лишь в крайнем случае, и то предварительно расстегнув кобуру.

Табельный «Вальтер» я убрал подальше, заменив его привычным «бельгийцем» Browning М1906. Пока, вроде, не заметили.

…Ерунда! Я никогда не надевал немецкую форму! Никогда! Но почему я это все вижу? Это чушь, этого никогда не было!..

Генералам между тем подали второе, что вызвало оживление у сотрудников 691-й роты пропаганды, окруживших стол. Снова щелчки камер, негромкие команды, деловитая рабочая суета. Генералам это нисколько не мешало. Они обедали. Питались. Набирали калории.

Слева — бывший командующий 12-й армией РККА Понеделин, справа — бывший командир 13-го стрелкового корпуса Кириллов. В петлицах — по две звезды, если вместе сложить — восемь штук, на целое созвездие хватит.

Уманский «котел» перестал существовать. Две армии погибли, убитых не смогут пересчитать и через семьдесят лет. Фронт прорван, гансы форсируют Днепр, а этим двоим немецкий повар наливает тягучий розовый кисель.

— Ich kann nicht mehr![56] — Липка поморщился, поправил туго застегнутый ворот. — Сейчас, ей-богу, стошнит!..