— «Пой, ласточка, пой!» Романс такой есть, не слыхали часом? Доказывать свою невиновность человек никому не обязан. Вам этого не понять, скажу иначе. Ни хрена у вас на меня нет, ни улик, ни показаний! Настоящих, не липовых. То, что вы в комиссариате пытались изложить, написано в ориентировке по розыску. Я наизусть помню: «Всем органам контрразведки фронтов и военных округов Европейской части страны. Главным Управлением контрразведки активно разыскивается представляющий особую опасность террорист, агент германской военной разведки, важный государственный преступник Гравицкий Родион Андреевич…» А фактов там нет, одни предположения и домыслы. Плохо работаете!
Майор взгляд выдержал. Отхлебнул из рюмки, дернул уголками ярких губ.
— Хорошо работаем. Попадете ко мне в кабинет, сразу оцените, о-о-от… И показания вам будут, и документы. В ориентировке лишнего писать и не надо, приметы важнее. Возраст — сорок шесть лет, о-о-от… Рост средний, телосложение крепкое, цвет волос — русый, на висках заметна седина… Помню, как видите. И не таких, как вы, гражданин Гравицкий, до самого донышка выворачивали, о-о-от… Только разговор у нас с вами пока не слишком продуктивный. Если желаете, о-о-от… Желаете к делу приступить, я готов.
Ответа гость вновь не дождался, но, оценив молчание как знак согласия, потянулся за портфелем. На колени легла папка, поверх нее — лист бумаги. В руке словно сам собой возник тонкий длинный карандаш.
— Прошу ответить на вопрос. Знакомы ли вы с гражданином Гершининым? Гершинин Лев Анатольевич, он же Лев Абрамович, он же Лео, бывший подданный Российской империи, ныне гражданин Испании.
Бывший штабс-капитан удивленно мотнул головой.
— Вы что, уже и до него добрались? Да, с помянутым гражданином знаком. Впервые мы с ним встретились летом 1919-го где-то севернее Белгорода. К нам на позиции штабные нагрянули — и Лёва с ними. Чуть мы его тогда не побили…
Карандаш неслышно летал по бумаге. «Баритон» писал быстро, даже не глядя на строчки.
— Хотите подробностей? Оба мы служили в Алексеевском полку, я командовал взводом, а Лёва числился при штабе вроде как финансистом. У нас тогда проблема имелась: денежное довольствие выдавали крупными купюрами. Одна бумажка на пятерых, представляете? В штабе, понятно, платили по-человечески, ростовскими «сотками». Вот мы и решили поучить господина прапорщика. Он еще тогда не толстый был, бегал хорошо… И на хрена, извиняюсь, вам это все нужно, майор?
— Вопросы, гражданин Гравицкий, — карандаш на миг замер, — здесь задаю я. Продолжайте!
Бывший штабс-капитан рассмеялся.
— Сначала меня поймайте, а потом стройте! Кто такой профессор Лео Гершинин, я хорошо знаю и оцениваю его деятельность вполне адекватно. Что такое «адекватно», пояснить?
«Баритон» укоризненно покачал головой.
— Я представляю, что такое «адекватно», гражданин Гравицкий, о-о-от… А вы напрасно прервались, очень уж хорошо у вас получалось. Чистосердечно, о-о-от… Значит, факт знакомства не отрицаете, хорошо. Стало быть, свидетельским показаниям можно верить, о-о-от… В последний раз вы виделись с гражданином Гершининым в 1942 году…
— …В Мадриде. Растолстел Лева, с палочкой ходит. И одышка почти как у вас… А теперь все-таки поясните.
Гость, спрятав папку, положил карандаш на стол и вновь полез в портфель. На этот раз оттуда был извлечен большой пакет в синих печатях.
— Распишитесь, о-о-от… Прямо на конверте, можно карандашом.
Ричард Грай без всякого энтузиазма покосился сперва на пакет, затем на помянутый карандаш.
— Лучше вам расписаться, о-о-от… — понял его гость. — Иначе мне целый акт составлять надо будет. Проявите сознательность хоть в этом вопросе.
Бывший штабс-капитан дернул плечами, но не стал спорить. Гость вскрыл пакет сам, стараясь не повредить печати. На скатерть легла пачка газетных вырезок. Ричард Грай взял первую попавшуюся, прокашлялся:
— «…Если не поминать уже набившие оскомину «лагеря уничтожения», существующие исключительно в фантазиях лондонских пропагандистов, то какие аргументы остаются у критиков нынешней Германии? Так называемые «антифашисты» предпочитают отмалчиваться, виртуозно уходя от ответа. Мнение этой публики пришлось искать на стороне, в результате чего выяснилось, что нынешний германский режим плох, поскольку при нем в стране «не хватает грязи на улицах, в политике и вообще». Оставив это без комментариев, укажу, однако, что современная Германия, разумеется, не Сад Эдемский. Над чем работать и к чему стремиться, бесспорно, есть, но это вполне естественно. Национал-социализм — это не догма, а живое учение…»
Скомканный кусок испачканной типографскими чернилами бумаги упал на пол. Ричард Грай достал платок и протер ладонь.
— Это вы напрасно, — прокомментировал «баритон». — Вещдоки уничтожать не полагается, о-о-от… Ваша задача, гражданин Гравицкий, не эмоции, о-о-от… Не эмоции проявлять, а ознакомиться, причем внимательнейшим образом. Самое важное подчеркнуто и прокомментировано на полях. До завтра, думаю, справитесь, о-о-от…
— Моя задача? — хмыкнул бывший штабс-капитан. — А ваша какая?