Нулевая долгота

В остальном у Фролова все было нормально, более того — успешно. Учась в аспирантуре, он быстрее других, причем блестяще, защитил кандидатскую диссертацию и теперь готовился к защите докторской. Он уже считался крупным специалистом по экономическим проблемам Латинской Америки, и его постоянно привлекали к выполнению ответственных поручений.

Внешне Фролов оставался тем же молодым человеком, как и десять лет назад, когда встретил Марианну. Конечно, он стал серьезнее и увереннее в себе. Научная работа не мешала ему заниматься спортом: он до сих пор азартно увлекался волейболом, играя за институтскую команду; каждую весну отправлялся в Домбай кататься на горных лыжах, а каждое лето — на туристские базы в самые отдаленные концы страны. Он много читал не только научной литературы, но и художественной, причем не только на русском языке, но и по-испански, португальски и английски. Короче говоря, образ жизни Фролова был налаженным и разносторонним — у него на все хватало времени. Когда порой случались приступы острой тоски, он знал, как поступать: садился в самолет или поезд и отправлялся в Ленинград, где жили родители, к семейному очагу, к друзьям детства и юности.

Надо сказать, что Фролов отличался завидной цельностью и решимостью в своих намерениях и поступках. Поэтому отношение к нему было полярным: одни его любили, другие ненавидели. Проявление и тех и других эмоций он воспринимал с невозмутимым спокойствием, оставаясь самим собой — плохим или хорошим, но Александром Фроловым. Его знания высоко ценили все, как бы к нему ни относились. Поэтому он часто ездил на научные конференции и симпозиумы, нередко за рубеж, как и на этот раз в Бразилию.

Но это была особая поездка. Особая прежде всего для Фролова. Еще улетая из Москвы в Сан-Пауло через Нью-Йорк, он знал, что на обратном пути изменит маршрут и остановится в Лиссабоне дня на два-три, чего бы это ему ни стоило. И сделает это непременно! И обязательно попытается повидать Мануэла Серру и Марианну Дебрэ.

Почему он не пытался это сделать раньше? Почему он не наводил справки о них? Однажды, правда, наводил. Это случилось примерно спустя год после того, как они улетели из Москвы. Но ему сухо сказали, что не следует проявлять излишний интерес. Больше он его не проявлял. Действительно, зачем и какой интерес? Мануэл — подпольщик, а кто Марианна, кроме того, что его жена? Все просто и ясно.

Да и кем в самом деле была для него Марианна, если задуматься серьезно? Однако она болью вошла в его сердце и там оставалась. Все эти годы он продолжал думать о ней. И, возможно, он ее идеализировал. Встречая новую женщину, он всегда, вздыхая, говорил себе: «Нет, это не Машенька». В одинокие поздние вечера он, бывало, часами беседовал с ней и даже, случалось, записывал их разговоры. Он понимал, что это ненормально, но отказываться от этого не хотел, потому что это были радостные, счастливые часы. Один из ящиков его стола был заветным. Там хранились эти записи и несколько фотографий той роковой для него поездки. Вот и все, что связывало Александра Фролова с женой португальского коммуниста-подпольщика Марианной Дебрэ, — боль и фантазии сердца. И теперь, после революции, он обязательно хотел повидать и Мануэла, и Марианну, не осознавая до конца, почему он должен — именно должен! — это сделать…

Капиталист Жозе да Силва в своих расспросах о коммунистах зашел с другого конца:

— Не правда ли, коммунисты часто бывают в Москве? Все коммунисты стремятся побывать в Москве, так ведь?

— А вы часто летали в Португалию при фашизме? — в свою очередь спросил Фролов и внимательно посмотрел ему в лицо. — У вас было много друзей среди фашистов?

— Я бизнесмен, — с гордой обиженностью произнес Жозе да Силва.

Фролов зевнул.

— Хочу спать, сеньор. Благодарю вас за бренди и компанию.

Он встал, достал с верхней полки плед, взял свой портфель и направился в конец салона, где были свободные ряды. Он сел к окну, открыл дымчатую шторку и предался созерцанию лунной ночи. Сияющая круглая луна была совсем рядом. На ее белом глянце четко рисовались синеватые силуэты. На темном небе мерцали крупные звезды. Яркая лунная дорожка шевелилась от сонного дыхания океана. А все остальное скрывала непроницаемая тьма. И Фролов смотрел на то, что выхватывал лунный свет, не отрываясь, ощущая, как к нему возвращается душевная умиротворенность. Он не заметил, как задремал. И сразу увидел:

…яркое солнце, голубое прозрачное море. Гладкая горячая галька — сочинский пляж.

Он, Мануэл, Марианна.

Он наступил на мяч, неловко упал, лежит на спине, больно ушиблен локоть.