Вечером после такого удачного дня, когда мы с Ульриком приступили к ужину, я предложил отметить этот день традиционным для российских полярников способом – выпить по стаканчику виски, непочатая бутылка которого с укоризной и даже некоторым вызовом отсвечивала из глубины нашей сумки с продовольствием. Ульрик, понятно, не возражал. За этим славным занятием нас и застал Гордон, слонявшийся со своим фотоаппаратом по лагерю в поисках подходящего сюжета. «Как кстати, – вскричал он, мгновенно оценив ситуацию и найдя ее как нельзя более подходящей для своего очередного сюжета, – это как раз то, что я ищу!». Забросив кинокамеру, он подсел к нам. За разговорами, закусывая вареным холодным мясом со спагетти, мы быстро нашу бутылку прикончили.
В результате рабочий ужин превратился в мощную вечеринку, продолжавшуюся до тех пор, пока желтые глаза «Безенчука» не угасли окончательно и бесповоротно (пополнение запасов этого замечательного во всех отношениях напитка в ближайшей перспективе не просматривалось). «Это все Мартин виноват», – подумалось мне, когда я, уже окончательно утомленный пройденным и выпитым, забрался в мешок. Если бы Мартин согласился выпить виски сегодня утром, у меня хватило бы сил на то, чтобы наговорить очередную страницу дневника вчера вечером, как я по обыкновению делал. Сон мой был глубоким, а сегодняшнее пробуждение – тяжелым.
Сегодня видимость улучшилась, и о вчерашнем снегопаде напоминал лишь небольшой снежок. Тепло, примерно минус 1 градус – пока весна продвигается вместе с нами.
Я вышел на улицу и принял душ. Самочувствие неплохое, поскольку свежий воздух – лучший лекарь и средство от похмелья.
Сейчас мы будем завтракать. Аппетита, понятно, особенного нет. Холодный завтрак – овсяные хлопья с молоком.
Пора, однако, выступать – есть надежда добраться сегодня до таинственного Сноудрифта.
26 марта, день
Если бы у меня были достаточно хорошие отношения с канадским управлением геодезии и картографии, я бы незамедлительно попросил их переименовать поселок Сноудрифт и дать ему более подходящее название – «Горизонт» или, может быть, даже более пафосное «Коммунизм», ибо то, что происходило сейчас, в точности соответствовало практическому определению этих понятий. Нам никак не удавалось достичь этого злополучного Сноудрифта. Складывалось впечатление, что мы продвигаемся вперед, а Сноудрифт продвигается от нас, и потому мы все шли и шли в указанном картой направлении, а Сноудрифта что-то до сих пор не было видно.
С утра в нашу палатку заскочил Джон. Он принес нам записки с вопросами, которые задали школьники, и сообщил, что сегодня мы выйдем на полчаса позже, потому что нужно на эти вопросы ответить. Мы этому известию были весьма рады, поскольку, как я уже говорил, вечер вчера провели довольно бурно, и поэтому каждая минута задержки была нам на руку, так как позволяла получше восстановиться.
Уилл сегодня собрался первым, что было неожиданно, поскольку он всегда отстает. Он дожидался нас, переминаясь с ноги на ногу, даже парку успел надеть. Это можно было объяснить только тем, что он не принимал участия во вчерашней жестокой расправе с виски в нашей палатке. Благодаря задержке наши сборы прошли без осложнений, и мы двинулись по следу – по накатанной дороге.
Солнце взбиралось все выше и выше и уже начинало припекать, несмотря на то что морозец сохранялся около десяти градусов. Идти по следу, если это, конечно, не достаточно широкая дорога, не так просто, как это может показаться. С одной стороны, не надо думать о выборе направления, но, с другой стороны, ты как бы становишься заложником этой проложенной кем-то и как-то трассы. Мне приходилось это испытывать в Антарктиде, когда мы шли по следу санно-тракторного поезда и нарты, повторяя изгибы трассы, постоянно пытались спихнуть скользящего рядом лыжника в сторону, на нетронутую целину, вызывая у последнего чувство какой-то своей ненужности во всем процессе и заставляя его затрачивать все силы на то, чтобы чудесным образом удержать равновесие и выдержать навязанный темп движения.