близких вообще сильно поубавилось во время тяжелого периода этой ужасающей
реакции.
Однажды к нам зашли два наших хороших знакомых: один из них, всегда
оживленный, жизнерадостный студент, умел экспромтом и стишок сказать,
подходящий к случаю, и сатирическую песенку спеть по поводу какого-нибудь
дикого или курьезного общественного явления, и пляску сплясать с какими-нибудь
смешными выкрутасами, и пробарабанить на фортепьяно для танцующих польку
или вальс. Другой, года на три-четыре его старше, уже окончивший курс юрист --
человек довольно мрачного типа; многие находили его красноречивым, а сам себя
он считал чуть не будущим Демосфеном15. Оба они объявили, что пришли к нам по
поручению наших общих знакомых. "Мрачный юрист" произнес чуть ли не
настоящую речь, а студент иногда вставлял благожелательное или остроумное
словцо, что настолько смягчало укоризненный тон, выговор, который
наставительно делал нам старший из них, и настолько серьезно, что можно было
принять нас за провинившихся школьников. Когда на его вопрос, почему мы нигде
не показываемся и закрыли наши вторники, мы отвечали ссылкою на занятия -- это
лишь подстрекнуло оратора к настоящему обличению.
-- Умственно развитые люди,-- говорил он,-- прекрасно знают, что вы невинно
пострадали от произвола и самодурства правительства, все более угнетающих
честных людей. А как вы реагировали на это? Вместо того чтобы ближе сплотиться
со всеми нами, поделиться мыслями по этому поводу и продолжать вращаться в
среде ваших единомышленников, вы совершенно изолировались от них. А почему?
Потому что вы попали в тяжелое материальное положение. Вот тут-то бы, казалось,
и нужно было убедиться в симпатии к вам ваших знакомых и искать утешения в их
сочувствии... Но из того, что вы не могли кормить нас закусками и ужинами... да,
да, только из-за этого, я твердо убежден в этом, крепко-накрепко заперли двери
вашего дома. Мы должны не для жратвы объединяться... Если при
продолжительном сидении и по слабости человеческой натуры требуется
перекусить, то почему же вы не вспомнили прекрасную традицию начала этого
десятилетия, честное товарищеское правило? Ведь когда-то вы сами приходили в
гости с тюричками... Что же, вы могли это делать относительно других, но, сохрани
бог, чтобы кто-нибудь посмел это сделать относительно вас! Вас недаром считают
гордячкой! Мысль -- перед носом друзей запереть дверь -- приписывают не
Василию Ивановичу, а вам, Елизавета Николаевна, особе с дворянским,
шляхетским гонором. Да будет вам стыдно!
-- У вас веселятся от души, болтают без всяких стеснений... Какая жалость, что
нельзя больше к вам приходить! -- воспользовался студент маленьким перерывом
во время длинной речи товарища.
-- Да... с вашей стороны такое предвзятое изолирование от общества -- поступок
антисоциальный, узкоэгоистический. Теперь, когда вы крыс накормили картинами,
вы можете пригласить нас в следующий вторник и напоить чаем. Если что-нибудь
будет кроме этого, мы предупреждаем заранее, что все вынесем в кухню.
Во всех этих речах, теперь кажущихся архаическими, наивными и комичными,
которые торжественно произносились нередко по поводу пустяка, выражались
нравы того! времени: в них сказывались и стремление к обличению; и желание
солидарности между знакомыми, но в то же время при всяком удобном случае
красною нитью проходило и искреннее сочувствие к ближним.
Мы горячо поблагодарили наших посетителей и просили передать знакомым, что
будем ждать их к себе в следующий вторник.
Первою явилась Е. К. Гайдебурова.
-- Я сказала вашей нянюшке оставить дверь открытою: за мною к вам идут гости.
Когда они соберутся, пусть занимают сами себя, а мы с вами отправимся поболтать
в вашу комнату.
Не подозревая, что она умышленно желает вывести меня из столовой, я охотно
последовала за нею.
-- Гости желают видеть хозяйку!-- кричали за дверью уже через полчаса после
того, как мы уединились. Я вошла к ним и страшно переконфузилась. Наш
обеденный стол был раздвинут и обильно уставлен всевозможными яствами и
пивными бутылками.
Нелегко было жить тогда, очень тяжела была борьба за существование, но люди,
которых мы наиболее уважали из нашей компании, не шли на компромиссы, чтобы
обеспечить себя, мужественно боролись с лишениями и препятствиями, и их
участливое сердечное отношение друг к другу, солидарность во взглядах на
общественные задачи, служили большим утешением, вливая мужество и энергию
для продолжения трудовой жизни,
С момента удаления со службы В. И. Водовозов ненадолго отвлекался от главных
своих литературных работ ради небольших случайных заказов. Во все остальное
время он трудился над своими книгами: над "Практической славянской
грамматикой" и "Словесностью в образцах и разборах"16. Но одна за другой они
появились лишь через два -- два с половиной года. Кстати замечу: Василий
Иванович приобрел привычку работать почти одновременно над двумя книгами,
объясняя это тем, что когда голова утомлена одним трудом, ему необходимо
оставить его на несколько дней и заняться другим; только это одно, по его словам,