o 98f6fe69ff972b4b Пятицарствие Авесты

он на ней работал несколько лет. Душой прирос. Говорит, что можно бы было и подороже и

поновее купить, но хочет восстановить эту.

— Понятно, — отвечал Виктор. — Да вы почти всё уже сделали: листы подогнали

замечательно, прихватили, выровняли. Моей работы тут — тьфу.

— Ну не скажи! — отвечал Женя. — Без тебя нам не справиться.

— Я научу тебя как-нибудь. Потом справишься и без меня.

— Если по-честному, то я хочу, чтобы ты работал с нами. Понял ты?

— Ну не знаю, не знаю... — Виктору почему-то неприятно было думать, что он

поменяет производство на своём предприятии на такое мелкое, незначительное дело.

— А там что? — спросил он, показывая на соседний бокс.

— Там мы БМВ ремонтируем.

— Надо же! Откуда у вас такие навыки?

— Ты же сам как-то говорил, мол, железо — оно и есть железо. К тому же у меня

самого, как ты заметил, — старенькая БМВ. И кроме того, учимся, брат, учимся.

— Ну ладно, давай аппарат.

Он открыл баллоны, устроенные на передвижной тележке, зажёг горелку,

отрегулировал работу с факелом и присадочным материалом на двух независимых

пластинах и приступил к сварке боковин автомобиля. Они уже начали сварку второй

боковины, когда в бокс вошли Николай Петрович с сыном Владимиром.

2бЗ

— Ну вы молодцы! — иронично встретил их Евгений. — Помогать пришли?

— А ты как думал! — отвечал Владимир. — Работать? — Не мы! Пить-гулять — это

мы!

— Мы порассуждали и решили, что нам рано тут нечего делать, разве что толкаться у

вас под ногами. Видишь, мы правы. А вот теперь эту сторону, заваренную, можно и

обрабатывать.

Заверещала шлифмашинка: отец с сыном обрабатывали сварочный шов на левой

стороне автомобиля, готовя боковину к покраске, а через час сварка была закончена, и

Виктор потушил горелку.

— Всё, Николай Петрович! — сказал Евгений. — Бросайте свою жужжалку. Перекур!

— Сейчас, Женя, — отвечал тот,— чуть-чуть осталось.

Виктор с другом уже помылись и переоделись, когда в

бокс вошли Николай Петрович с Владимиром.

— Всё-таки приятно, когда в выходной день не сильно утомишься, — говорил старший,

снимая с головы вязаную шапочку и защитные очки. — После перекура мы всё быстро

закончим, ну а красить уже придётся завтра.

— Да, да, — отвечал Евгений.

— Мы не поговорили с тобой сегодня, — обратился Петрович к Виктору, садясь рядом.

— Как там дела на трассе?

— Знаешь, Петрович, мне недавно сказал один прораб, что времена авралов прошли. Я

спросил его: а времена чего настали?

— Я же почему сказал, что приятно отдыхать в выходной? В своё время, в

семидесятые, мы же как работали: по десять-четырнадцать часов и без выходных, зато

сейчас авралов нет, потому что масштабное строительство газопроводов прекратилось;

страна живёт тем, что наработано было ранее, за счёт продажи нефти и газа, по сути тем,

что мы простроили, — он вздохнул, прикурил. — Нас, пенсионеров, на работу уже не

берут, и на так называемые «престижные» места старше сорока — сорока пяти лет не берут

тем более.

— Подояеди, отец, — остановил его Владимир. — Женя, утром звонила Тамара,

спрашивала, не слышал ли кто что- нибудь об Анатолии.

— Не понял... — удивлённо произнёс Колычев.

— Оказывается, он уже неделю назад уехал на своём вездеходе в тундру и до сих пор от

него нет известий.

— Да ладно!.. Такое с ним и раньше бывало, — успокоился Женя.

— Бывало, конечно, но всё пошло хуже; ему и намекать уже начали, чтобы сворачивал

свои дела.

— Ну и правильно! — воскликнул Евгений. — Куда он лезет? Там всё уже схвачено.

— Ему говорили, чтобы бросал это занятие, — вмешался Николай Петрович. — Ханты

уже ничего кроме чёрной рыбы не предлагали.

— Что значит «чёрной»? — поинтересовался Виктор.

— Ну, щучка, там, налим и мелочь всякая.

— Ты знаешь, Женя, что Тамара связалась с сектой пятидесятников? — спросил

Колычева Владимир.

— Анна говорила, — досадливо отмахнулся тот.

— Что? Уже здесь такое есть? — поинтересовался Виктор.

— Да и эта не одна уже. Причём это секта трясунов.

— Вот оно — лицо наших интеллигентов! — усмехнулся Николай Петрович. —

Сначала возмущались старыми порядками, которые им жить не давали, потом ринулись

делать жизнь, какую им хотелось, а как не получилось, ударились в мистику. Но что

интересно, обижаются, когда интеллигенцию называют дерьмом.

2бЗ

— Ну, я думаю, обобщать-то не стоит, — возразил Виктор.

— Стоит! — уверенно отвечал Николай Петрович. — Стоит, если поглядеть, как она

вела себя в последние годы. Где тот гуманизм, человеколюбие, желание справедливости,

равенства, которые присущи были интеллигенции девятнадцатого века? Ничего не

осталось, кроме собственного «эго». Недавно я читал книжку одну на тему смысла жизни.

Так её автор «категорический императив» даже не рассматривает, называя его просто

прилагательным и существительным.

Все увлеклись разговором, и никто не понял, почему Колычев встал и пошёл к двери.

— А вот и Тамара! Легка на помине, — сказал он, впуская гостью.

Та вошла, отряхнула снег с воротника пальто, с песцовой шапки, сняла перчатки,

поздоровалась.

— Косточки мне перемываете? Ну-ну... А ещё говорят, что мужики не сплетничают.

— А мы и не сплетничали, просто некоторые интересовались, правда ли, что