О бедном Кощее замолвите слово

– Зря ты, Василиса, на восход посматриваешь, к солнышку примериваешься – ему еще полчаса за краем света отмеряно, подмоги тебе ждать неоткуда, Кощей ни сном ни духом не…

Осеклась чародейка, под ноги себе глядит, глазам не верит – дрожит земля меленько, в коленках отдается. У меня от сердца отлегло, легко-легко стало – Пашкину поступь ни с чем не спутаешь, козлом скачет. Траву ветром качнуть не успело – конь златогривый вперед него домчал.

Осадил Кощей Пашку, на землю спрыгнул.

– Как чуял, что тут без меня не обойдется! Вот мы и свиделись, ведьма!

Отшатнулась Марья Моровна, ровно привидение увидела:

– Кой черт тебя принес, Кощей? Мы тут с Василисой о своем, о женском толковали, тебя не звали!

– Ага, – говорю, – судили-рядили: по забору меня размазать али по ветру пустить!

Сама же на мужа гляжу радостно – и на шею броситься охота, и отвлечь боюсь.

– Вижу, вовремя я на ваш девичник поспел, дело мало не законченное на друзей оставил – пообещал им, что мигом обернусь, да кажись, задержаться придется… – Говорит Кощей в раздумье недобром.

– Твоя правда! – Щелкает ведьма зубами кривыми. – На сей раз единым годом не отделаешься, загостишься надолго!

Вздрогнул Кощей едва приметно, слова ответные подрастерял, зато я не сплошала:

– Погоди, Марья Моровна, не хвались, прежде за дело примись! Не уловивши бела лебедя, да кушаешь, не подстрелила ясного сокола – рано перья щипать, не узнала доброго молодца – нечего срамить его! Пришел он не сказки тебе рассказывать и не твои слушать, пришел насмерть биться, от тебя, проклятой, добрых людей избавить!

Чародеи на меня в один голос:

– Да помолчи ты хоть одну минуточку, Василиса!!!

Прикусила я язык обиженно. Слыхать стало, как в тереме воевода недреманный храпит.

А чародеи биться – силой меряться не торопятся: и Моровна, как не хвалилась, Кощею не рада, и Кощей ее хватать стережется. Стоят друг против друга, выжидают чего-то. И я между ними, как кость посередь псарни.

Тут Пашка эдак мрачно-мрачно:

– Ты бы, хозяйка, лучше отошла в стороночку, не заминала…

А Моровна:

– Стой, где стоишь, ежели жизнь дорога!

Как-то уж больно неуютно мне стало… оглянулась на мужа, а он чисто лук натянутый – весь напрягся, а с места не двинется:

– Ежели ты, змея подколодная, мою жену хоть перстом тронешь, от тебя единый перст и останется! Василиса, сей же час иди в терем!

Смекнула чародейка, что муж за меня пуще себя радеет, зашибить ненароком боится, у ней же я заместо щита надежного. Заулыбалась, постылая:

– А зачем мне ее трогать? Глазом стрельну – пойдут клочки по закоулочкам… Так что лучше не зли меня, Василисушка, стой смирненько…

– Так мне стоять аль идти? – Спрашиваю с досадой. – Зябко тут, дозвольте хоть за платком сбегать – я живо обернусь, без меня не начинайте!

Оскалилась недобро Марья Моровна:

– Зазябла, говоришь? Так я тебе уважу, согрею!

Опустила руку, комок земли сухой ей прямо в ладонь скакнул. Подкинула ведьма комок, примерилась, на Кощея хитро поглядывает, да как метнет тот комок мне в лоб – только пылью в воздухе прыснуло, и уж не землица – летит на меня мгла черная, а в ней черепа зубьями скрежещут, нетопыри крыльями трепещут – сама смерть глаз мертвый кажет.

Ан Кощей сноровистей оказался, упредил: истаяла я дымком сизым, зайкой серой к земле припала, ушами без привычки застригла.

Пролетела мгла мимо, да Кощея и окутала, даже руки для заклятья вскинуть не поспел, снопом подкошенным на сыру землю повалился.

А Марье Моровне того только и надобно, не про меня она силой колдовской разбрасывалась, в Кощея и метила – как знала, лиходейка, что он на мою защиту встанет, о себе не подумавши. Не убить – пленить хотела, дух на время отшибить, чтобы рукой-ногой шевельнуть не мог. Обрадовалась – мочи нет на нее смотреть, только что в ладоши не плещет, треклятая.

Кощей едва-едва на локотке приподнялся, хрипит чуть слышно:

– Беги, Василиса…

А куда бежать-то? Родного мужа лютой ведьме на растерзание бросить? Не на таковскую напали!

Цопнула меня ведьма за уши, подняла и ну хохотать по-злодейски, раскатисто:

– Вот ты мне и попалась, зайка белохвостая! Да ты за спину не поглядывай, твой Кощей тебя не защитит, а коль попытается – умрет на месте, последнюю силу истратив. Ладно-то как вышло: и с тобой покончу, и Кощея полоню, а там и до прочих чародеев черед дойдет – Ворона живьем ощиплю, шкуру Вольгову постелю в опочивальне, а из Финиста набью чучело и в горнице для красы поставлю!

Пашка подсказывает:

– Ты еще косу у Василисы отрежь да в волосья воткни, а то своих недобор!

Обернулась чародейка к коню не в меру болтливому. Пашка уши прижал, попятился испуганно, да куда там: Марья Моровна дунула, плюнула, и готово – заместо коня идол каменный в поле высится.

Ведьма идола по носу легонько щелкнула – он и развалился на мелкие кусочки. Охнула я беззвучно, лапки поджала, а Марья Моровна пуще прежнего веселится:

– Нешто в сметане тебя, Василиса, утушить? Давненько я зайчатинкой не лакомилась, да и воротник меховой на платье поизносился. А впрочем, поживи еще чуток, сослужи мне службу последнюю!