О бедном монахе замолвите слово.

Как следует отдышаться получилось лишь возле телеги.

Заходящее солнце клонилось к закату, бросая последние лучи на притихший лес, шелестел ветерок травой и ветвями деревьев, где-то неподалеку надрывались кузнечики и сверчки.

Из травы приветливо скалился мне череп какого-то бедолаги, назойливо лезущий на глаза.

Долго и многословно издевался учитель.

Вскоре вернулась Ванкси. Молча присела рядом со мной, и стянула с плеч картину. Пыль с картины осыпалась, и проявилось изображение всадника, сидевшего верхом на черном коне, и свежей дырой на месте лошадиной головы.

Девушка сообщила мне, что спать сегодня предпочтет в лесу, с комарами и дикими свиньями, а в этот дом она больше ни ногой — я к этому ее решению отнесся с пониманием.

«Теперь ты понял, что из себя представляют низкоуровневые дикие призраки», — поведал мне старик. — «А теперь этот Фанг-лаоши поведает тебе, как ты должен был вести себя, чтобы противостоять им».

— Сжечь все к демонам вместе с домом? — сумрачно поинтересовался я, обуреваемый многими злыми чувствами, немало из которых было адресовано не только лишь одним призракам поместья.

«Можно и так. Но проще сохранять присутствие духа, только и всего. Чтобы присосаться к человеку, дикому призраку нужно вывести его дух из равновесия. Разозлить. Разжалобить. Или, самое простое — напугать. И вот когда им это удастся, вот тогда они тебя и выпьют, так же, как ты высасывал свое пиво в том городишке... Как там его...?».

— Цзегу, мастер, — напомнил я.

«Да плевать, вот еще, запоминать названия всяких деревень. Помни, таракан: сохраняй присутствие духа, чего бы эти скоморохи ни пытались тебе показать. Мне понравился твой настрой, когда ты лез в поместье в первый раз, но тебе не следует проявлять столько почтительности и уважения. Ты что, пришел чашку риса у них просить, потому что с голоду подыхаешь? Ты пришел забрать свое!», — внушал мне старик. — «Пускай это твое пока что и принадлежит им».

— Ладно, я понял. Но, учитель, ты мог бы мне это сказать чуть раньше?

«Тебе полезно закалить свой дух, а с первой ступеньки нельзя запрыгнуть на крышу. Хочешь победить тигра — начни, хотя бы, с кошки. А теперь, иди. Да не в лес, таракан, а в поместье!».

Присутствие духа, говорил он.

Не проявлять почтительность, говорил он.

Забрать свое, говорил он.

Присутствие каменной вазы, летящей в направлении моей головы — вот что ощутил я, едва вернулся в поместье, пройдя сквозь выбитые створки чжаймэнь!

Ну, от вазы, я, предположим, увернулся. От остатков мебели тоже. Когда снова сгустилась тьма, и тени снова протянулись ко мне из углов помещения, я опять почувствовал знакомое чувство удушья, также, как и легкое, поначалу, кажущееся невесомым прикосновение к горлу, но кто может обвинить этого Дао в том, что он не способен учиться на своих ошибках? И человекообразный клуб пыли был непреклонно развеян веником из духовного орешника, который путешествовал со мной из самого Синнаня!

Раздался ужасный вой, пыль разлетелась по углам, а веник в моей руке вспыхнул ярким пламенем. Ну, что ж. Побудет факелом. И побыл-таки, правда, недолго: едва я вышел на приснопамятный вайюань с паутинистыми деревьями, как меня снова принялись забрасывать всяким дерьмом, от которого я, благодаря своей, не побоюсь этого слова — незаурядной — гибкости, а еще скорости и ловкости (а еще технике Божественного Восприятия) легко уклонялся. И пока я это делал, из пыли, паутины и птичьих трупиков передо мной очень резво соткался еще один местный житель.

Вообще то, я ожидал от него чего-то более... устрашающего, что ли. Вроде попыток удушить, или там, проклясть страшным неснимаемым проклятием, или, к примеру, угроз вырвать и сожрать душу... Но он не стал угрожать и проклинать, а решил ограничиться сперва тем, что крепко прислал мне прямо в дыню.

Мне срочно надо было подумать.

Может быть, я что-то делаю не так?