О буддизме и буддистах. Статьи разных лет. 1969–2011

– Русские, сказал он мне, называют наши храмы «кумирнями» – это грубая ошибка! Мы не поклоняемся идолам, мы верим в единого, истинного Бога. «Бурханы», которыми украшены наши храмы, суть только человеческие воплощения Бога; на самом же деле Бог, царящий над всем миром, един. Но он не всемогущ. Он не может уничтожить мир раньше времени, потому что не он его создал. Мир существовал всегда, он возник из себя самого. Если бы Бог сотворил мир, он не допустил бы столько зла. Но все существующее на земле погрузится в Нирвану. Настанет время, и весь мир исчезнет, потому что, когда все существа перейдут в состояние Нирваны, то и сама вселенная исчезнет, как исчезает отражение предмета в зеркале, когда убирают зеркало. Русские ученые неверно истолковывают слово «Нирвана». Это очень далеко от понятия «небытия», как они думают. Нирвана означает освобождение от всех страданий. Это такое состояние, при котором человеческое существо освобождается от закона перевоплощения и погружается в ничто. Это буддийское «блаженство». Понятие «Нирвана» очень близко понятию «боди» (бодхи. – Н.Ж.). Кто еще не достиг состояния «боди», не может стать «Нирваной». Разница между этими двумя состояниями заключается в том, что «боди» – это высшая ступень духовного совершенства, на которую человек может подняться в течение своей жизни, но человек, достигший состояния «боди», погружается в Нирвану лишь после своей смерти. Поэтому «Нирвана» означает также смерть, особенно, когда речь идет о разных Буддах или вообще о святых людях.

Не скажу, чтобы эта туманная буддийская философия тогда произвела на меня особенно сильное впечатление, но тон и манера, с которыми Номтоев излагал мне основы буддизма, экстаз, которым он зажегся, меня глубоко поразил. Я ясно чувствовал, что Номтоев с гордостью и благоговением ввел меня в священный для него лабиринт буддийской религиозной философии» (глава 14).

Сюжет пятый

ЭМЧИ – ЛАМА ИРЕЛТУЕВ

«Другого замечательного ламу я встретил при следующих обстоятельствах.

По совету Номтоева я искал случая познакомиться с ламой Ирелтуевым. Он был ламой-доктором, и его слава гремела по всему Забайкалью, так же, как некогда слава

Номтоева. Маланыч, оказалось, лично знал Ирелтуева и отзывался о нем, как об исключительно хорошем человеке. Этого было достаточно, чтобы я искал знакомства с ним. И мы специально поехали на курорт, где Ирелтуев жил, хотя нам для этого пришлось отклониться от намеченного маршрута на несколько десятков верст.