Читаем О чём молчит Ласточка полностью

Потом они всё же убрали остатки разбитого шара, прикрепили наконец злосчастную гирлянду и протянули удлинитель к окну, рядом с которым стояла ёлка. Потом ещё искали переходник, чтобы подключить советскую гирлянду к европейской розетке, и Юра, приглушив свет, сказал:

— Ну наконец-то! Раз, два, три — ёлочка гори! — и включил гирлянду.

По погружённой в полумрак комнате тут же разлился тёплый золотисто-оранжевый свет. Огоньки подрагивали, отражались в стеклянных игрушках, за окном кружился снег, и комната вмиг преобразилась.

— Эх… — вздохнул Юра. — Это стоило того, чтобы перелопатить всю подсобку. — Он упёр руки в бока и задумчиво хмыкнул: — Знаешь, чего не хватает?

— А?

Он подошёл к телевизору, покопался в стопке лежащих рядом с ним дисков.

— Вот!

Володя посмотрел на обложку и протяжно вздохнул:

— «Каждый Новый год…»

— «…тридцать первого числа… — подхватил Юра, — …мы с друзьями ходим в баню…»

Володя помотал головой, закатывая глаза:

— Нет! Каждый Новой год этот дурацкий фильм крутят по всем каналам. Даже не включая телевизор, всё равно где-то на него наткнёшься, это же невозможно…

— Сто лет его не видел! Это у вас крутят, а у нас нет. Давай посмотрим!

— Как же он достал!

— Решено!

Ну а разве мог он отказать? Это Володя привык ко всем этим традициям постсоветского Нового года, в том числе и к «Иронии судьбы» как к бессмертной классике. Но для Юры это кино было чем-то совершенно необычным, родом из далёкого прошлого.

— Как странно, — сказал Володя, садясь на диван рядом с Юрой. На экране телевизора уже вылезли вступительные титры. — Сидим в Германии, а Новый год у нас аутентично совковый.

— Ну а что в этом плохого? В СССР ведь было и хорошее. — Юра вдруг посмотрел на Володю, улыбнулся и сжал его руку, лежащую на диване. — Мы с тобой там были, например.

Володя хотел сказать, что и сейчас они есть, здесь, вместе, но почему-то промолчал. Только переплёл их пальцы и кивнул.

Оказалось, что сюжет фильма Володя знал не так уж и хорошо, как думал. Он не смог вспомнить, когда в последний раз смотрел обе серии целиком — может быть, лет десять назад? Всегда переключал, случайно натыкаясь, или, попадая на него в гостях, никогда не обращал внимания. Даже в голову не приходило сесть и посмотреть от начала до конца.

Юру затянуло не на шутку — он искренне смеялся, что-то постоянно комментировал и даже мычал в такт песням. Было невозможно не проникнуться его настроением, и Володя тоже увлёкся фильмом.

Приглушённый свет, перелив ёлочных огней, запах мандаринов, которые они жевали вместо обеда, Юра рядом. Он уже отпустил Володину руку, но в течение этих нескольких часов постоянно то брал её снова, то укладывал голову Володе на плечо, то трогал колени. А Володя и не помнил, когда в последний раз ему было настолько спокойно. Когда его не волновало, что происходит во внешнем мире. Когда всё, что ему было нужно, что доставляло радость и дарило уют, находилось рядом.

Он опомнился, лишь когда заиграла финальная песня, а на экране пошли титры. За окном давно стемнело, а стрелка часов ползла к семи вечера.

— Вот блин, оливье же! — опомнился Володя, вскакивая с дивана.

— Володь, да не убежит он никуда!

Готовить на небольшой Юриной кухне оказалось непривычно и неудобно. Володя то и дело задевал локтями и бёдрами угол стола, а один раз чуть не перевернул кастрюльку с кипящей водой.

Володя отнёсся к приготовлению оливье со всей серьёзностью — ему было важно исполнить Юрино желание.

И, казалось бы, что сложного в том, чтобы смешать всем известные ингредиенты и заправить всё это майонезом? Но Володя специально ещё с утра написал Маше с просьбой поделиться секретами — вдруг они есть? В конце концов, он правда очень давно не готовил оливье сам.

«Главное — морковка, — сказала Маша. — В смысле, узнай вообще, любит ли Юра морковку, а то все по-разному делают, вдруг она вызывает у него отвращение».

Отвращение варёная морковь вызывала как раз таки у Володи, а вот Юра на заданный вопрос лишь пожал плечами.

— А что в ней плохого? Она вроде вкусная — и яркости салату добавит…

Пока варились яйца и овощи, а Володя мариновал курицу, Юра резал колбасу и огурцы, не забывая, конечно, то и дело закидывать себе в рот «лишние» кусочки.

Устав за этим наблюдать, Володя предложил:

— Юра, если голодный, давай сделаю нормальный бутерброд?

— Отстань, мам, так вкуснее! — отмахнулся тот.

К одиннадцати наконец накрыли стол. Юра включил прямую трансляцию с празднованием Нового года на центральной площади Берлина. Потом он вспомнил что-то, ушёл рыться в комоде, выудил оттуда пару свечей в подсвечниках, установил их на стол.

— А что? Раз у нас всё так… Хм… Романтично, ну, в смысле, с оливье и ёлками, то почему не при свечах?

Володя с ним был полностью согласен. Юра щёлкнул зажигалкой, и посреди праздничного стола загорелись два огонёчка.

В половину двенадцатого зазвенел таймер на духовке. Володя пошёл вынимать курицу, а Юра достал шампанское, ром, бокалы и стаканы.

— В целом можно начинать, — сказал Володя, садясь за стол.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом на краю ночи
Дом на краю ночи

Под общим названием "Дом на краю ночи" представлена знаменитая трилогия английского писателя Уильяма Хоупа Ходжсона: "Путешествие шлюпок с "Глен Карриг"", "Дом на краю" и "Пираты-призраки" - произведения весьма разноплановые, в которых если и есть что-то общее, то это элемент оккультного, сверхъестественного. С юных лет связанный с морем, Ходжсон на собственном опыте изведал, какие тайны скрывают океанские глубины, ставшие в его творчестве своеобразной метафорой темных, недоступных "объективному" материалистическому знанию сторон человеческого бытия. Посвятив ряд книг акватической тематике, писатель включил в свою трилогию два "морских" романа с присущим этому литературному жанру "приключенческим" колоритом: здесь и гигантские "саргассовы" острова, вобравшие в себя корабли всех эпох, и призрачные пиратские бриги - явный парафраз "Летучего Голландца"...  Иное дело третий роман, "Дом на краю", своими космогоническими и эсхатологическими мотивами предвосхищающий творчество Ф.X.Лавкрафта. Дьявольская реальность кошмара буквально разрывает обыденный мир героя, то погружая его в инфернальные бездны, населенные потусторонними антропоморфными монстрами, то вознося в запредельные метафизические пространства. Герой путешествует "в духе" от одной неведомой галактики к другой и, проносясь сквозь тысячелетия, становится свидетелем гибели Солнечной системы и чудовищных космических катаклизмов...  Литературные критики, отмечая мастерство Ходжсона в передаче изначального, иррационального ужаса, сближали его с таким мэтром "фантастической реальности", как Э.Блэквуд.

Кэтрин Бэннер , Уильям Хоуп Ходжсон

Любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Ужасы / Прочие любовные романы / Романы