О чём молчит Ласточка

Кабинет выглядел как музейная комната: массивный дубовый стол по центру, такие же книжные шкафы вдоль стен, большой кожаный диван возле окна, но ни единого личного предмета, ни бумажки, ни даже пылинки — пустота, свойственная нежилому помещению, и тишина.

Володя обошёл стол и сел в удобное кожаное кресло, опустил руки на большую лакированную столешницу, гладкую и холодную. Обернулся налево, проверил пропущенные звонки на телефоне — единственной современной вещи в кабинете. Посмотрел перед собой: в центре стола стоял органайзер для письменных принадлежностей, старомодный, украшенный бронзовыми львами, и совсем уж бесполезная в компьютерной эре вещь — пресс-папье. А фото справа заставило Володю поморщиться. Это была семейная фотография: на фоне единственного большого окна этого кабинета замерла хрупкая невысокая женщина — мать, её обнимал Володя, молодой, двадцативосьмилетний, ещё в очках. А рядом с ним стоял мужчина, тоже высокий, тоже в очках, тоже брюнет — отец.

Володя вспомнил, что запечатлённый на фото момент — это день открытия офиса. Тогда отец сказал ему: «Когда-нибудь это всё будет твоим… Но пока этот день не настал, не смей трогать и тем более двигать мой стол!» Володя улыбнулся, вспомнив, как отговаривал отца ставить в небольшой кабинет такую громадину, они даже поссорились, но, разумеется, не всерьёз.

И вот спустя одиннадцать лет настал тот день, когда «всё это» стало его, Володиным. По документам это произошло не сегодня: отец заранее оформил передачу имущества. Но вот сейчас Володя понял окончательно и бесповоротно, что отца больше нет. Именно сейчас, когда вошёл сюда без стука, сел в кресло, как хозяин, и по-хозяйски положил руки на огромную холодную столешницу.

Теперь же в дверь — новую, отремонтированную сегодня утром, — постучали ему. Это был Брагинский, старый друг отца, товарищ и деловой партнёр. Ещё в середине девяностых он буквально своими руками, связями и умом помог перенести Володин с отцом бизнес из Москвы в Харьков и упрочил их положение. Он помогал и потом: все эти годы был верным другом и наставником Володи — и до сих пор оставался им.

— Ну и как тебе на твоём новом месте? — начал Брагинский, но, взглянув на Володю, резко замолк.

«Я не на своём месте», — пронеслось в голове, но Брагинскому Володя ответил:

— Нормально.

— Давай водки принесу, помянем?

Володя отрицательно помотал головой.

— Я за рулём, вечером ещё ехать.

— Тогда, может, просто чайку? Жена печенье испекла, передала угостить.

Володя промолчал.

— Ну ладно, — тяжело вздохнул Брагинский и, подойдя к Володе вплотную, похлопал его по плечу. — Зови, если что.

— Хорошо, — ответил Володя, вставая.

Оставшись наедине, он собрал отцовские органайзер, пресс-папье и фоторамку, убрал их в один из книжных шкафов. Володя понимал, что ощущение нежилой «музейности» кабинета не исчезнет, пока здесь не заменят всю мебель, но ему впервые за всё время не хотелось избавляться от неё. Даже, наоборот, возникло желание поставить отцовские вещи на одну полку, прикрыть стеклом и сделать из шкафа витрину.

Он принялся доставать из принесённой коробки свои папки с документами, ежедневник, стикеры, канцелярские принадлежности, ноутбук с кучей проводов. Стол мигом перестал казаться таким большим.

В выдвижном ящике Володя нашёл целую стопку разных больничных бланков, одних только кардиограмм было больше десятка. Значит, отец знал, что болен — и ничего ему не сказал. Как всегда, «как мужик» не сказал, а сделал — в прошлом году формально передал Володе бразды правления фирмой. По сути, руководили они ею вместе, но в последний год отец всё чаще доверял принятие важных решений ему. Володя всё знал, ничего не боялся, ничему не удивлялся, но это сыграло с ним злую шутку — если бы он переживал о работе, мог бы прятаться от мыслей об отце, мыслей о смерти.

Забавно, но до прошлой среды Володя ни разу не назвал его папой. Даже когда был ребёнком — только «отец», на работе — Лев Николаевич. Но в тот день, колотя в дверь, назвал. До сих пор в ушах стоял его собственный крик: «Отец. Отец! Папа!» И потом ещё раз мысленно назвал его так — когда выбивал дверь и говорить не хватало дыхания. Когда дверь поддалась, Володя ворвался и увидел его. Он полулежал в кресле в неестественной позе: спина выгнута, нога скрючена, лицо сведено жуткой судорогой. Очень хорошо, что в морге всё это исправили и ни матери, ни партнёрам, ни родственникам не пришлось видеть отца таким.

Теперь он сам сидел в этом кресле. Надо было начинать работать.

— Лера, — сказал, нажав кнопку громкой связи на телефоне, — принесите отчёты за неделю, пожалуйста.

Через пару минут секретарь раскладывала перед ним на столе бумаги, попутно комментируя, на что нужно обратить внимание. Телефон пиликнул короткой СМС, Володя быстро взглянул на экран, задумчиво хмыкнул.

— Лера, — обратился он, прервав секретаря на полуслове, — простите, вы случайно не знаете, где в городе можно купить куклу Барби-русалку? — Он сверился с написанным на экране телефона и уточнил: — С фиолетовым хвостом и блёстками в волосах.