Она ничего не высказывает вслух. И он — тоже. Никто из нас четверых не скажет того, чего нельзя говорить, — что эта жена считает, что ее муж ее не спрячет. Что теперь делать? Чем все это кончится? Мы стоим, как стояли, вчетвером, в кладовой, как в капкане. Боимся отворить дверь и выпустить наружу то, что случилось здесь, внутри.