Сегодня же, сначала убирая в холодильник привезенные от родителей контейнеры с едой и ненароком рассматривая обстановку кухни, затем переодеваясь в спальне и развешивая вещи на вешалках в шкафу, на покупку которого они когда-то скидывались с Денисом своими первыми зарплатами, и разглядывая себя в зеркало — в то же самое, что и во время сборов в университет много лет назад, — Катя настойчиво повторяла себе, что ремонт неизбежен.
Изученный до каждой царапинки и потертости интерьер вызывал у нее смешанные чувства: от ностальгической грусти в одну минуту до яростного желания изменить все комнаты до неузнаваемости в другую. Она более чем могла позволить себе, пусть не лучшее, но вполне приличное обновление, которого давно требовала устаревшая по всем критериям квартира: обои потускнели и понемногу отходили от стен, потолки мечтали о былой белизне, а кафельная плитка в ванной — о более современной замене. Не существовало ни одной убедительной причины тянуть с переменами, но… что-то не давало Кате начать.
Работе не было конца, голову постоянно занимали другие беспокойные размышления, и лишь редкими вечерами, в которых вдруг обнаруживался небольшой промежуток свободного времени перед сном, Катя осматривалась вокруг и вспоминала: сначала прошедшее и только затем — свои намерения заняться ремонтом.
Она много, пожалуй, чересчур много, в последние дни думала обо всем, что когда-то случилось в этой квартире, о том, кто жил с ней здесь, будто не в силах была остановить пробившийся сквозь заслон отрицания поток мыслей. Причина виделась ей простой: оказалось невозможным не заметить, как сильно изменился Денис за минувшие годы — эти перемены в нем вступали в диссонанс с ее неявными, но, очевидно, существовавшими ожиданиями.
Катя не могла не признать, что вместо присущей ему врожденной легкости и наповал бьющей окружающих харизмы нетронутого бедами человека нашла тяжелую, пугающую мрачность. Сколько бы она ни пыталась игнорировать терзающее, давящее беспокойство, что тревожилось в одной из комнаток ее подсознания, отмахнуться от этого впитанного всеми ее органами чувств ощущения неправильности не выходило.
Иногда ей казалось, что во время двух самых близких встреч с Денисом за пять лет — в суде на прошлой неделе и перед тем — на форуме в Сочи, она прежде всего, на каком-то иррациональном, явно надуманном уровне восприятия улавливала предзнаменование беды.
Она не сомневалась, что подобные мысли, конечно, были глупостью. Обманом чувств. Неприятием действительности. Нелепым и навязчивым когнитивным искажением, от которого не найти покоя, но…
Денис… повзрослел. Слишком повзрослел.
Еще на сочинском форуме в декабре прошлого года она удивилась его внезапной, поражающей зрелости, что считывалась и в лице, и в фигуре, и в манере говорить, и в мимике — лишь раз или два за его выступления быстро исчезнувшими искрами промелькнули черты прежней беззаботности. В нем не стало меньше харизмы и истинно мужской красоты — напротив, как Катя однажды и предсказывала, он пополнил ряды тех мужчин, что ближе к сорока годам становились еще привлекательнее, чем в молодости. Его не портила даже борода, с которой она сама никогда бы его не представила.
Однако Денису словно было плевать и на собственную внешность, и на заинтересованные взгляды женщин, и Катя была почти уверена, что вспоминал он о столь полезных для любого оратора качествах вроде явной красоты и не имевшей физического воплощения притягательности только при выходе на сцену и затем в паре наиболее важных моментов речи.
Он улыбался, но не по-настоящему — она знала все его улыбки, и обмануть ее искусным растягиванием губ он не мог. Он шутил — своевременно и остроумно, — но будто вынужденно, как по науке рассчитывая, каким образом лучше привлечь внимание публики. В остальные минуты он казался погруженным в себя, далеким, закрытым ото всех обитыми металлом тяжелыми дубовыми дверями.
В те последние декабрьские дни Катя, ведомая любопытством и неверием, позволила себе дважды оказаться в зрительном зале. Она просто хотела… понять. Каким он стал человеком, каким являлся адвокатом. Узнать, из чего строится его жизнь. Пять лет — достаточный для сравнения срок.
Размах и успешность его правозащитной деятельности, которой в прошлом он уделал совсем немного времени, стали для Кати сюрпризом. Она не знала, как относиться к полученной информации и ничего не могла поделать с зародившимся в ней уважением. Может быть, не лишенным некоторого восхищения и вместе с тем, наверное, обиды.
Его карьерные успехи ее, конечно, не удивили. Никому и в голову не пришло бы сомневаться в уме, целеустремленности и работоспособности Дениса, когда дело касалось сферы его интересов.