О чем рассказали «говорящие» обезьяны: Способны ли высшие животные оперировать символами?

Критическое отношение Сэвидж-Рамбо к коммуникативной ценности высказываний обезьян укрепилось, когда на Обезьяньей ферме появился Панчо. Это было важное событие, поскольку он был первым бонобо — представителем относительно недавно открытого вида антропоидов, с которым оказалось возможным начать эксперименты. Они могли стать важным шагом в решении вопроса о биологических предпосылках речи, поскольку бонобо (Pan paniscus

) считаются еще более близкими родственниками человека, чем остальные подвиды шимпанзе. Однако вскоре выяснилось, что Панчо — не настоящий бонобо, а один из встречающихся в природе гибридов этого вида с обыкновенными шимпанзе или даже гориллами (их называют Koola-kamba). Тем не менее, он разделял с бонобо свойственное им миролюбие и большую покладистость в общении с человеком. В течение тех 6–7 месяцев, что Сэвидж-Рамбо готовила его к экспериментам, совершая с ним прогулки пешком и на автомобиле, они прекрасно взаимодействовали, и, по ее мнению, Панчо слушался ее невербальных команд ничуть не хуже, чем обученная амслену Люси, с которой Сэвидж-Рамбо также работала в тот период. Это наблюдение укрепило Сэвидж-Рамбо в ее гипотезе, что многое в поведении «говорящих» шимпанзе на самом деле диктуется контекстом, и в результате достигнутая ими сложность коммуникации была не намного выше, чем при естественном общении шимпанзе, не обучавшихся языку человека.

Анализируя позднее свои наблюдения за Ланой, С. Сэвидж-Рамбо утвердилась во мнении, что, как и другие шимпанзе, Лана, видимо, обладала способностью продуцировать знаки и правильно их использовать, однако тоже с ограниченной степенью рецептивности — она понимала далеко не все, что ей говорят. Так Сэвидж-Рамбо определила главную тему ближайших исследований: продуктивность и рецептивность при освоении языков-посредников — соотношение способности антропоидов к «высказываниям» и способности понимать, что им говорят.

Как известно, то, что мы называем словом, имеет несколько свойств. Когда речь идет о детях, мы считаем, что произнесение («продуцирование») ребенком слова включает и понимание его смысла. Однако не исключено, что в основе способности произносить и понимать слова могут лежать разные когнитивные процессы, которые могут, по крайней мере у обезьян, развиваться по отдельности. Поскольку все исследователи видели, что обезьяны довольно легко создают свои «словари» посредством запоминания отдельных знаков, на первых порах они мало задумывались о том, что эти знаки могут значить для обезьян, — казалось само собой разумеющимся, что обезьяны, как и дети, «произнося слова», понимают и их значение. Предполагалось, что когда обезьяны запоминают «слово» языка-посредника, они формируют такое же мысленное представление о классе связанных с ним предметов и явлений, как и дети, когда они учатся говорить. Возникал вопрос, насколько это допущение верно, и в частности, понимают ли обезьяны, что знак может соответствовать объекту, который отсутствует, и может заменять этот объект в широком диапазоне коммуникативных ситуаций.

У Сэвидж-Рамбо возникли сомнения, обладают ли «слова», которыми пользовались Уошо, или Лана, или какая-нибудь еще из известных ей «говорящих» обезьян, полным спектром этих признаков. Она предположила, что до сих пор исследователи завышали реальные возможности обезьян и что это требовало специального анализа. Обезьяны правильно истолковывали подаваемые им знаки только в однозначном контексте, т. е. когда сама ситуация подсказывала, о каком объекте или действии идет речь, но не всегда могли это сделать, если ситуация оказывалась не столь простой. В результате сложность коммуникации у этих обезьян была не выше, чем при общении шимпанзе, не обучавшихся амслену, с помощью их естественного языка. Это недостаточно полное понимание слов у обученных языку обезьян Сэвидж-Рамбо считала более серьезным поводом для критики (а главное, для дальнейшего анализа), чем отсутствие способности у обезьян следовать синтаксису, на которой настаивал Г. Террес. Понимание слов как адресантом, так и адресатом является в языке основным, и двусторонняя коммуникация, в которой отсутствует понимание, — это еще не язык, даже если она обладает какими-то другими его атрибутами.

Сэвидж-Рамбо привлекла внимание и к тому, что, как правило, шимпанзе подают знаки, когда видят предметы, которые они затем получают в награду. В то же время знак можно считать символом, только если он употребляется и в отсутствие обозначаемых предметов, без связи с подкреплением и в разных контекстах. Это и стало одной из первых задач ее исследований, поскольку она считала, что из ранних работ не было ясно, насколько такое использование символов доступно шимпанзе.