О чем шепчут кипарисы

Когда-то он узнал, что этот водопад наравне с Парфеноном входит в список семи чудес света, и с тех пор мечтал побывать там. Дафна знала об этом, но все равно очень удивилась, когда родители решились оставить закусочную на Theo Спиро – Baba никогда раньше так не поступал, – сложили вещи в «Бьюик» и отправились в двухдневную поездку на север.

Конечно, необузданная красота водопада поразила Baba, но, казалось, еще большее впечатление произвели на него вибрирующие кровати в «Говард Джонсон». Дафна бросала в узкую прорезь монеты одну за другой, отец счастливо улыбался, а его огромный живот раскачивался и трясся, словно кремовый пудинг из тапиоки, который мама готовила по воскресеньям. Она понимала, что это нехитрое удовольствие является для отца символом успеха и роскошной жизни. Он привык проводить по шестнадцать часов в день на ногах, поджаривая бургеры на раскаленном гриле, поэтому массажная кровать в номере мотеля стоимостью шестьдесят девять долларов девяносто девять центов за ночь со стенами горчично-желтого цвета, как вывеска закусочной «Натана»[32], стала для него воплощением американской мечты.

Дафна вошла в лекционный зал за полчаса до начала занятий. Она терпеть не могла приходить сюда так рано, но поезд из Йонкерса на Манхэттен ходил только дважды в час, так что ей частенько приходилось сидеть в одиночестве в лекционных залах в ожидании начала занятий. Другие студенты из пригорода обычно собирались вместе в кафе напротив, чтобы выпить по чашечке кофе и выкурить сигарету, но Дафна не выносила их пустой болтовни, сплетен и грубого флирта и предпочитала ждать в одиночестве.

Радуясь тому, что она наконец-то в тепле, Дафна принялась раздеваться, снимая один слой одежды за другим: сначала громоздкий черный пуховик, затем желтый кардиган, коричневый хлопковый джемпер и, наконец, шарф, пропитанный запахом закусочной. Уместить все это на спинке маленького стула было невозможно, так что Дафне пришлось сложить одежду на полу в проходе. Неприятно, конечно, но выбора у нее не оставалось. Студенты из пригорода выделялись тем, что носили с собой целый ворох зимней одежды и рюкзаки, набитые учебными материалами на весь предстоящий день.

Дафна знала, что не похожа на тех студентов, которые живут в университетском городке и в постоянном наркотическом угаре кочуют с одной вечеринки на другую и без стеснения занимаются сексуальными экспериментами. И все же иногда, сидя в одиночестве в лекционном зале, она представляла себя одной из них. А почему бы и нет? Может быть, она, как ее однокурсницы с растрепанными волосами, только что выскочила из постели бойфренда в общежитии и бегом прибежала сюда, чтобы не опоздать на занятия? Дафне нравилось думать, что она такая же, как другие студенты. Но ее взгляд неизбежно натыкался на кучу одежды и книг в проходе, снова и снова напоминающих ей, что вместо пьянящих ароматов ладана, пачули и утреннего секса ее характерный запах – прогорклое растительное масло из забегаловки.

Тот день перед лекцией по истории театра она никогда не забудет. И причина этому не ледяной холод на улице, а он… Алекс.

Дафна несколько раз видела Алекса в кампусе, но почти не обращала на него внимания, разве что отмечала про себя, насколько он по-американски хорош. Но в тот день, когда он вышел с докладом перед всей аудиторией, она поняла, что внешность может быть очень обманчивой. Алекс оказался не поверхностным красавчиком из привилегированной семьи, которому «нужно от симпатичной греческой девушки, как ты, только одно», как постоянно предупреждала ее мама. В тот момент, когда он заговорил, Дафна поняла, что у этого парня с васильковыми глазами – в голове не только футбол, пивные вечеринки и последний конкурс красоты женского студенческого клуба.

Алекс был в поношенной мятой рубашке и плохо отглаженных брюках-хаки. Когда он начал читать доклад, его голос дрожал и руки тряслись.

– Я считаю, что одни из самых великих, если не самые великие, строки в истории театра написал Кристофер Марло в пьесе «Доктор Фауст», – произнес Алекс. Он сделал небольшую паузу, оглядел всех присутствующих, а затем поднес лист к глазам и снова заговорил.

Дафна заметила, что, как только Алекс начал цитировать пьесу, его руки перестали трястись, а голос стал спокойным и ровным.