О чём молчал Будда

Хуже начала сложно себе представить. Даже в заштатных детективах подобную сцену описывают веселей. А тут штамп, от которого тошнит. Парни незнакомые, прежде встречать не приходилось. Они хоть поинтересовались, с кем им предстоит беседовать? Думаю — вряд ли. Там у них правая рука не знает, что творит левая. Хотя прокинуть по учетам — что может быть проще?

— Да, я знаком с господином Чевадзе.

— С какой целью он вам звонил… — оперативник назвал дату нашего разговора.

— Звонил, чтобы поговорить. Машину он мне подыскивал. Афтондил — серый дилер. Работает под заказ.

— Подробней, пожалуйста, какая машина, сколько стоит, как вы с ним договорились? Надеюсь, вы в курсе, что произошло с Афтондилом?

— Да, я в курсе.

— Он остался вам должен? Сколько вы ему заплатили?

— Ничего я ему не платил. Разговор был — подыскать недорогой вариант.

— Подождите, подождите. Насколько мы знаем, Чевадце недорогими машинами не занимался вообще.

Я вновь поправил галстук.

— Чевадзе оказывал мне услугу, скажем… как старому приятелю. Дело в том, что я неплохо его знаю.

Кажется, они и в самом деле не проверили меня по учетам. Эх, молодая поросль — вечно спешат. А куда спешит их начальник?

— Василий Алексеевич все еще работает? — спросил я, воспользовавшись небольшой паузой.

Оба перегнулись.

— Вы знакомы?

— Более чем, сидели в соседних кабинетах. Паркет-то заменили? Или по-прежнему прикрыт старой дорожкой?

— Ты что тут делаешь, Скворцов?

— Работаю.

— Крышуешь? — по своему понял старший.

— Я здесь работаю.

— Чевавдзе зачем тебе понадобился?

— Подыскать машину. Кому как не ему знать — чистая она или имеет темное прошлое? Сделка планировалась законная.

— Какую машину вы заказали? Мерседес?

— До Мерседеса я еще не дорос — слишком хлопотно и обременительно. Разговор вели о более скромном варианте. Время от времени Афтондил звонил.

— Где вы были в среду шестого числа?

— В два часа по полудню? Пил пиво — сидел в кафе и ждал Чевадзе.

— Я понял, — встрял второй, — это тип, который сбежал с больницы. Скворцов, а чего вдруг ты сбежал с больницы?

— Не убегал — я ушел. Встал и ушел — на меня махнули рукой. Лежал, как идиот, в коридоре. Сколько можно? Взял вещи и ушел — терпеть не могу больницу. А потом это мое личное дело.

— Был скандал, — сказал оперативник, — кто-то схлопотал выговор.

— Сожалею, но и лежать на каталке в коридоре — удовольствие не из приятных.

— И все же, о какой машине шла речь?

— Парни, вы не там ищите, позвоните Василию Алексеевичу и спросите, кто такой Скворцов?

— Умер он, — сказал старший. — Василий Алексеевич умер.

— Как!

— А вот так — пришел домой и умер. Лег спать и не проснулся.

Мне стало и горько и неловко. Перед Василием Алексеевичем прежде всего, парни волновали меня мало.

— Слушай, Скворцов, ты в самом деле здесь работаешь? А то мы думали, другой какой. Мало ли на свете Скворцовых? Машину какую купить хотел?

— Чего вам сдалась машина! — возмутился я. — Обыкновенная — на четырех колесах, чтобы бегала и головной боли никакой. Сел и поехал — вот какая машина. Еще вопросы?

— А ты не кипятись! Нам решать — из города ни ногой. По делу проходишь.

— Бумагу давай.

— Какую еще бумагу?

— Сам знаешь — где подпись поставить.

— Ты, Скворцов, кажется, не понял…

— Все я прекрасно понял, бумагу давай, а если бумаги нет — ауфидерзейн, господа.

Вот такая встреча. Понять и объяснить можно многое. Но как объяснишь явное пренебрежение к бывшему коллеге? И откуда это высокомерие? Нужно делать дело — так ты его и делай, но грамотно, профессионально.

— Кофе будем пить?

— Что?

Элла Сергеевна сидела напротив меня. Посетители ушли по-английски, не простившись.

— Что-нибудь серьезное? — она ждала объяснений.

Я мысленно выругался. Еще не остыл от одной беседы, а тут новая. И почему они не могли завалиться ко мне домой? Какая им разница? Сегодня понедельник, и многие дела начинаются именно в понедельник.

Кофе — она его заварила наспех. Включила кофеварку и достала чашки. Две штуки. Конфеты. Я сунул в рот и вспомнил Костю. Он прав — куда я влез?

— Дело в том, что я стал случайным свидетелем одного происшествия, — вяло начал я, — посидели, поговорили, ответил на интересующие их вопросы.

— Мне показалось, они были неудовлетворенны, — сказала Элла Сергеевны, — особенно старший.

— Они всегда неудовлетворенны, издержки профессии.

— Дима, вы водите машину?

Опять машина! У нас что сегодня день автомобилиста? Однако мысль моя скользнула дальше, я задал немой вопрос — взял чашку и поднял глаза.

— У меня нет водителя, — сказала Элла Сергеевна. Но как она это сказала! С какой интонацией! У меня нет водителя — я несчастная и беззащитная женщина. Я ужасно нервничаю и каждая поездка превращается в пытку. Мне неудобно нажимать педали — слишком высокие каблуки. Машина постоянно не слушается, а на заправке ужасно пахнет бензином.

— Вы согласны?

Похоже, меня переводят на другую работу. Вот только в связи с чем?

— У меня Пежо, — сообщила Элла Сергеевна.

Знаю, это когда у машины широко открыт рот. Она ездит с широко отрытым ртом и никак не может его закрыть. Это называется Пежо.

— Автомат?

— Автомат, — неизвестно чему обрадовалась она.