Читаем О чудесном полностью

Напившись кофеечку, я вышел на улицу. И пальтишко свое ощущал как теплое одеяльце. Стоял рваный, осенний день. Катились листья, тучи неслись по небу, как мысли эпилептика. Мелкий дождь растворял весь мир в мокром. Да и он — мир-то — был какой-то отодвинутый, точно ему надоело существовать.

«Хорошо бы стук сердечка своего послушать да в зеркала насмотреться», — подумал я. И вышел на аллею. У деревьев, укрывшись от дождика, рисовали что-то сюрреалистическое два художника.

Вдруг я оказался у кинотеатра. Может быть, картина шла такая необычная, но у входа, на улице, толпилось немного людишек. И сновали взад и вперед. Спрашивали билеты, которые были уже проданы.

Я решил тоже постоять. И тут сразу — почему именно сразу, точно я к этому был предназначен, — сразу ко мне обратился толстый, потрепанный гражданин средних лет, с дамой.

— Здравствуйте, — сказал он мне.

Я больше уставился на даму, чем на него. На первый взгляд она была вполне терпима; старая, видавшая виды лиса облегала ее шею; взгляд был немного туповатый, я бы даже сказал, субстанциональный.

Толстый гражданин перехватил мое внимание.

— А вы знаете, кстати, меня зовут Толя, — улыбнулся он, — вы знаете, моя жена была лисой.

— Я и так вижу, что на ней лиса, — буркнул я.

— Нет, вы меня не поняли, — спохватился толстячок. — Моя жена — вот она, перед вами — была лисой в прямом смысле этого слова. О, это невероятная история, поверьте мне. Ее поймал под Рязанью один мой приятель, егерь. И подарил мне, я люблю животных.

Толстячок на минуту замолчал. Я посмотрел на него. Вы уже знаете, что у меня было странное состояние. Одна его особенность состояла в том, что все, что происходило в мире, имело реальный смысл, как будто обычный покров видимости был сдернут. Даже самые заурядные слова отражали только истину, а не являлись всего-навсего словесной шелухой. Поэтому для меня стало ясно, что этот человек говорит правду.

Толстяк продолжал:

— А дальше — и представьте, все это происходило в коммунальной квартире — эта лиса стала сбрасывать шерсть, расти, заговорила человеческим голосом, появилось лицо и, как видите, все остальное.

Я глянул на его жену. Только теперь я увидел в ее лице что-то лисье. Впрочем, лисьи были просто общие черты лица, а это не редкость у людей, особенно у женщин. Правда, на висках волосы у нее немного напоминали шерсть.

Вглядевшись поглубже, я почувствовал, что главная странность ее лица заключалась не в сходстве с лисьей мордой, а в каком-то туповатом и загадочном выражении.

— Как это с вами случилось? — обратился я к ней, выйдя из оцепенения.

— О, это было очень страшно, — благодарно взглянув на меня, ответила бывшая лиса. — Не думайте, я прекрасно помню, когда я была животным. А потом, потом… точно все стало рушиться внутри меня… И взамен этого появилось новое… Какой-то поток… Нечто жуткое, как будто внутри меня что-то расширялось и расширялось… Когда появились первые мысли, от страха я стала лаять на них… Но потом ничего, привыкла, — грустно улыбнувшись, добавила она.

— Невероятно, — ужаснулся я. — А скажите, кем-нибудь посторонним, кроме вашего мужа, зафиксирован этот чудовищный переход?

— А как же, — ответила женщина. — Это происходило у всех на глазах. В коммунальной квартире. И наш сосед как раз врач.

— И какая же реакция в научных кругах? — спросил я. — Вас, наверное, затаскали по конференциям и лабораториям. И, наверное, засекретили.

— Ничего подобного, — ответила дама. — Представьте, никто и не обратил внимания. Это, признаюсь, очень задело мое самолюбие. А один профессор даже сказал о моем случае: «Пустяки!»

— Ничего себе пустяки, — возмутился я и чуть не заорал. — Да ведь вы мигом проскочили, можно даже сказать пролетели несколько миллионов лет сложнейшей эволюции… Черт побери… Ничего себе пустяки…

Дама как-то странно на меня посмотрела, точно я сказал нелепость. Потрепанный толстячок стоял рядом: он весь лоснился и сиял от удовольствия, что имеет такую жену.

— Ну, а что сказал ваш сосед-врач, это же происходило на его глазах. Он вас обследовал? — спросил я.

— Обследовал, — сказала дама. — И нашел, что я психопатка.

— Только и всего! — вскричал я.

Мне показалось в высшей степени странным, что существо, которое обладает способностью к такого рода превращениям, оказалось в глазах людей всего-навсего психопаткой. «Ну и ну», — подумал я.

Дама стояла как ни в чем не бывало. «Говорит логически, — рассуждал я про себя, пристально всматриваясь в нее, — а все равно как-то чувствуется в ней что-то загадочное, капризное и точно спрятанное по ту сторону. Эх, станцевать бы с такой вальс!»

Между тем кругом сновали люди. И спрашивали: «Нет ли билетика, нет ли билетика?»

— Представьте, — выпучил глаза Толя, — у нас есть лишний билет, все ищут его, но мы никак не можем его продать!

— Не берут? — ужаснулся я.

— Не в этом дело. Берут. Просто мы не можем продать, — ответил Толя.

Мы действительно походили как в тумане вокруг людей и никак не могли продать билета. Около нас покупали лишние билеты, но мы ничего не могли поделать.

— Ну, я пойду. К себе, — плаксиво проскулил я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мамлеев, Юрий. Сборники

Скитания
Скитания

Юрий Мамлеев — признанный мастер русской литературы, создатель жанра метафизического реализма. Его «Шатуны», «Московский гамбит», «Мир и хохот» стали классикой. Мамлеева не стало в 2015 году, но роман «Скитания», относящийся к позднему периоду его творчества, выходит впервые. И это совсем другой, непривычный для читателя Мамлеев: подчёркнуто-реалистичный, пишущий по законам автофикшна.Андрею казалось, что эта постоянная острота ощущений словно опутывала великий город на воде, но особенно его злачные и преступные места. Он решил, что эта острота — просто от ощущения повседневной опасности, войны нет, вроде все живут, но где-то реально на тебя всё время нацелен невидимый нож. Поэтому все так нервно искали наслаждений.«Скитания» — о вынужденной эмиграции писателя и его жены в США, поисках работы и своего места в новой жизни, старых знакомых в новых условиях — и постоянно нарастающем чувстве энтропии вопреки внешнему благополучию. Вместе с циклом «Американских рассказов» этот роман позволяет понять художественный мир писателя периода жизни в США.И опять улицы, улицы, улицы. Снова огромный магазин. Опять потоки людей среди машин. В глазах — ненасытный огонь потребления. Бегут. Но у многих другие глаза — померкшие, странно-безразличные ко всему, словно глаза умерших демонов. Жадные липкие руки, тянущиеся к соку, к пиву, к аромату, к еде. И каменные лица выходящих из огромных машин последних марок. Идущих в уходящие в небо банки. Казалось, можно было купить даже это высокое и холодное небо над Манхэттеном и чек уже лежал в банке. Но это небо мстило, вселяясь своим холодом внутрь людей. Манекены в магазинах странно походили на живых прохожих, и Андрей вздрагивал, не имея возможности отличить…ОсобенностиВ оформлении обложки использована работа художника Виктора Пивоварова «Автопортрет» из цикла «Гротески», 2007 г.

Юрий Витальевич Мамлеев

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее