О геополитике: работы разных лет

Но Восточная Европа не только понимает, если очень хочет ввести в заблуждение, но и поняла, как умело сглаживать различия между пан-Азией и русским империализмом под личиной Советского Союза, так что под тем же самым флером появляется то облик загадочного сфинкса паназиатского вопроса, то хорошо знакомый старый панславизм. Ведь искусная игра широкой русской натуры со слишком непосредственно преподнесенными Западом или Востоком идеологиями, ее склонность к софистике в угоду сиюминутной политике и использование азиатской затаенной обиды (Ressentiment) отнюдь не новы На этот знакомый, умный прием азиат попадается реже, панъевропеец, напротив, чаще, ибо он вновь и вновь превратно истолковывает неожиданное сосуществование рядом друг с другом [с.269]

мистики и легкомыслия, свойственных восточноевропейским смешениям рас.

Однако большое различие, наброшена ли всерьез в масштабе Евразии на несовершенные творения Земли огромная драпировка платонической идеи и она почти подавлена, или же эта драпировка используется лишь в качестве обманной завесы, подобной покрывалу Майя, которое спадает, если под его защитой прекратился излюбленный, в высшей степени земной панславистский или великорусский или же большевистский промысел: будет ли манипулировать покрывалом ясновидящий или шарлатан.

Рассмотренные в таком свете взгляды “евразийцев”, о чем нам поведали Н.С. Тимашев

или доктор Н. фон Бубнов, — это в одном случае взгляд, пожалуй, даже серьезный, честный и высокоценимый, а в другом — ловко используемый занавес, промежуточная кулиса, прикрывающая опасное пограничное предполье между пан-Азией и пан-Европой как раз в самых напряженных местах переходов или миграций, когда где-то воздвигнут сарматские кулисы и декорации ради новых эффектов.

Основательное резюме “идеи Евразии” предлагает Ф.-В. фон Бергхоф. Он определяет сферу “Евразии” как пространство между образуемой Чудским озером — Неманом и Днестром западной границей, азиатскими складчатыми горами и Северным Ледовитым океаном с четырьмя большими длинными полосами — тундра, лес, степь и пустыня — пространство, которое довольно точно изображает Макиндер как “центральную ось истории” древних степных империй.

В этом созвучном широкой душе восточного славянина пространстве евразийцы воздвигают свои воздушные замки будущего, в равной мере отходя и от западноевропейской и от азиатской культуры, хотя и с противостоящей в религиозном отношении Советам, но родственной геополитически идеологией, с совещательной надстройкой при избираемом декоративном царе, с непреложностью церкви, с культурной и экономической автаркией: пока мечта эмигрантов!

Иными словами, такие взгляды евразийцев подталкивают по сути дела к тому, чтобы внушать русским полный разрыв с Европой; это способствовало бы четкому разграничению между расположенными друг против друга крепостями Ордена тевтонских рыцарей и сармато-татар на Нарве вдоль Чудского озера и болотно-лесной зоны до пояса Черноземья — если не дальше к югу, между Днестром, Бугом и Дунаем, где в точно определенном фон Улигом бессарабском пространстве было бы невозможно прийти к согласию, и если на другой стороне панславистские притязания и мечты о распространении мировой революции, хотя бы на Запад, а советско-российские претензии в направлении Азии, далеко за пределы рубежей Советов, не переходили бы границы статус-кво в паназиатской, равно как и в коммунистической, агитации. [с.270]

Но так как пан-Азия, соприкасающаяся на Востоке и Юге с Советским Союзом, беззастенчиво провозглашает и утверждает свое право на революционизирование на Аравийском полуострове, в Индии, Китае, а пан-Европа в проповедях Бриана

и Куденхове-Калерги точно так же, как и Священный союз Меттерниха, сделала ставку на сохранение status quo и во всяком случае взяла на себя ответственность за французские и голландские владения внутри пространства, на которое претендует пан-Азия (Сирийский мандат, Индонезия, Индокитай); так как Лига Наций по крайней мере воспротивится насильственному вмешательству враждебной силы в британские владения в Азии, то нельзя предвидеть заранее, как сможет квиетическая (пассивная), выдуманная эмигрантами евразийская идея посредничать путем дистанцирования (Abkehr) между пан-Азией и пан-Европой. “Кротость не годится, чтобы разнять ухарей”, но этого, пожалуй, достаточно, чтобы показать многим панъевропейцам, не сгущая краски, сколь сурово паназиатское лицо Советов, Университета имени Сунь Ятсена в Москве, своего рода гениальной организации ячеек в девятнадцати советских районах в Китае, пассивного, а на самом деле весьма активного сопротивления в Индокитае и Индии. Лишь в Персии, Афганистане и Ангоре паназиатская деятельность Советов носит более мягкий характер и не занимается тем, чем могла бы, без сомнения, заниматься и там.