О героическом энтузиазме

Чезарино. Теперь читайте, что начертано на доске.

Марикондо. Читаю

[41]

Волк, лев и пес являются с зарею,При блеске дня, в вечерней темноте.Что взял — при мне; добуду ж блага те,Что были, суть и могут быть со мною.Как делал, делаю, как планы строю

В былом, в текущем, будущей мечте —Я каюсь, мучусь, тешусь в простотеУтрат, страданий, чаяний борьбою.И терпким, горьким, сладостным поятПлоды трудов, их опыт, упованья;Они грозят, печалят — и мягчат.Чем жил и чем живу — миг ожиданья —Бросают в дрожь, встряхнут — и оживятВ былом, сегодня, в далях предстоянья.

Довольно испытаньяПрошедшим, настоящим и грядущим:Страх, боль — мой путь к надеждам всемогущим.

Чезарино. Это как раз и есть голова влюбленного Энтузиаста, любого из всех смертных, в какой бы грубой манере и форме ни проявлялись его страсти. Ведь мы не должны и не можем сказать, что это подходит ко всем состояниям вообще, но лишь к таким, которые будут мучить или уже мучат, имея в виду, что у искавшего царства и у владеющего уже им существует страх потерять его, и что у тех, кто старался достигнуть плодов любви, как особой милости любимого существа, естественны муки ревности и подозрения.

Что касается царств земных, то, если мы застаем их во тьме и в бедствии, можем наверняка предсказать им просветление и процветание; когда же мы в счастье и в порядке, то, несомненно, можем ждать появления невежества и страданий. Так было с Меркурием Трисмегистом, который, видя Египет во всем блеске знаний и предвидений (поэтому он и считал его людей сотоварищами демонам и богам и, следовательно, религиознейшими), высказал Эскулапу печальное пророчество, что за этим должны последовать сумерки девяти религий и культов, а совершенные ими дела станут лишь баснями и предметами осуждения. Точно так же и евреи, когда были в Египте рабами и были изгнаны в пустыню, получали утешение от своих пророков в виде ожидания свободы и обретения родины; когда они были у власти и в спокойствии, им угрожало рассеяние и пленение; ныне же, когда нет такого зла и поношения, которым они не подверглись бы, нет и таких благ и чести, которых они не ждали бы.

Подобное происходит со всеми другими поколениями и государствами, которые существуют и фактически не уничтожены; в силу превратности вещей они неизбежно идут от зла к добру, от добра к злу, от упадка к возвышению, от высот к упадку, от тьмы к блеску, от блеска к тьме. Именно это и соответствует естественному порядку, и если над таким порядко» м существует некто, кто его портит или выправляет, то я в это верю и не стану этого оспаривать, так как рассуждаю только в духе природы, а не иначе.

Марикондо. Мы знаем, что вы не теолог, а философ, и рассуждаете философски, а не теологически.

Чезарино. Верно. Но посмотрим, что идет дальше.

Чезарино. Вижу здесь курящееся кадило, которое держит рука, и изречение, гласящее: Его жертвенник. А рядом следующий текст:

Поистине позывов свет благойЗапятнан тем, что, пестро отягченныйПустых обетов кладью немудреной,В обитель Суеты направлен мной.Но если подвиг ждет меня иной,Кто кинет мне упрек неблагосклонныйВ том, что, от низких целей отрешенный,Я ввысь стремлюсь небесною тропой?

Прочь, прочь скорей иные все желанья!Докучливая мысль — покоя мне!Не отвлекай меня от созерцаньяСветила, совершенного вполне!«Зачем искать, — твердят из состраданьяМне люди, — то, что пепелит в огне?»«Зачем стремиться в чудном снеУзреть тот свет?» — Затем, что наслажденьяНет слаще мне, чем те мои мученья!