О, я от призраков больна

— Ты уже видела Филлис Уиверн? — спросил Макс. — Как она выглядит в жизни? Ее морщины — иссохшие канавы или это низость со стороны «Болтовни»?

— Здравствуйте, Макс, — сказала я. — Да, я ее видела, и она никогда не была более красивой.

— А эти твои сестры? Еще растут?

— Можете сами у них спросить, — несколько нетерпеливо ответила я. Когда Макс начинал болтать, можно было пустить корни.

Но не успел он сформулировать еще один вопрос, как его оттеснил увесистым брюхом Банни Спирлинг из Наутилус-Олд-Холл, настолько похожий на мистера Пиквика, что у меня мурашки побежали по коже.

Засунув большие пальцы в карманы жилета, Банни похлопывал себя по животу и раздувал розовые ноздри, как будто шел на запах пищи.

— Флавия, — произнес он, не вкладывая в это слово ничего особенного, перед тем как пройти мимо меня удивительно легким шагом.

После того как сани опустели, Дитер описал узкий круг на тракторе с санями по заснеженному двору и, взмахнув варежкой, потрясся в деревню за следующей партией.

Поскольку Доггер был нетрудоспособен, я продолжала встречать новоприбывших и болтать со старыми знакомыми. Было очевидно, что никто из моей семьи не собирается появляться. Они явно решили, что вечернее представление — дело киношников и их ни к чему не обязывает. Я была предоставлена сама себе.

Незадолго до начала появился викарий, пыхтя, сопя и тяжело ступая.

— Такое впечатление, будто все ангелы и архангелы ощипывают цыплят, — заметил он.

Синтия отпрянула, нахмурившись в ответ на его богохульство.

— Констебль Линнет говорит, что все дороги в и из Бишоп-Лейси безнадежно блокированы, — продолжил он, — и, скорее всего, останутся таковыми до тех пор, пока дорожные рабочие из Хинли не расчистят свою территорию. Это цена, которую мы платим за то, что живем в глухомани, так сказать, но тем не менее это чертовски неудобно.

Появилась Марион Тродд, протиснувшись сквозь толпу.

— Мисс Уиверн готова, викарий, — сказала она. — Если вы будете столь любезны…

— Разумеется, моя дорогая. Передайте ей, что я предварю ее представление несколькими замечаниями от себя по поводу кровельного фонда и в таком духе, а потом все для нее — о, и для мистера Дункана, конечно же. Боже мой, мы не должны забывать мистера Дункана.

Когда викарий двинулся к сцене, в вестибюль медленно под предводительством тетушки Фелисити гуськом вошли отец, Фели и Даффи и заняли места в первом ряду. Поскольку Нед занял стул, который предназначался мне, я осталась сзади.

Я помахала пальцами Ниалле, и она помахала мне в ответ, похлопав себя по животу и комично закатив глаза.

— Леди и джентльмены, друзья и соседи и все, кого я забыл упомянуть…

Раздалось вежливое хихиканье, вознаграждая викария за его блестящее остроумие.

— Все мы сегодня вечером отважно встретили ревущие стихии, дабы проиллюстрировать старую добрую пословицу о том, что милосердие начинается дома. И если теперь нам тепло и уютно в фамильном доме семьи де Люс, это только благодаря доброте и любезности полковника Хэвиленда де Люса («Слышите! Слышите!») мы смогли собраться в столь суровую погоду, чтобы поддержать крышу Святого Танкреда, так сказать. Без дальнейших проволочек я с удовольствием представляю вам мисс Филлис Уиверн и мистера Десмонда Дункана. Не стоит напоминать, что мисс Уиверн — звезда театра и кино, взволновавшая наши сердца постановками «Нелли из Уайтхолла», «Лето тайны», «Любовь и кровь», «Стеклянное сердце»…

Он сделал паузу, чтобы достать клочок бумаги из кармана, протер им очки и потом прочитал, что на нем написано:

— «Дочь сердитого сторожа», «Тренч в гостиной», «Королева любви»… гм… «Сэди Томпсон» (парочка нервных смешков и отчетливый волчий свист) и последняя, но не менее важная — «Жена священника».

Эти слова приветствовались в целом одобрительными восклицаниями, однако омраченными единичным свистом.

Синтия сидела, уставившись вперед и поджав губы.

— Мистера Дункана недавно можно было увидеть в «Кодексе войны». Так, без дальнейших проволочек мы приветствуем в Бишоп-Лейси двух великих светил экрана, мисс Филлис Уиверн при талантливой поддержке мистера Десмонда Дункана во всемирно известной интерпретации эпизода из «Ромео и Джульетты» Уильяма Шекспира.

Занавеса, чтобы его поднять, не было, но вместо него погасили огни, и несколько секунд мы сидели во мраке.

Затем черноту пронзил прожектор, высветив маленькую рощицу лимонных деревьев в горшках. Надпись на афише, закрепленной на деревянном треножнике, сказала нам, что это фруктовый сад Капулетти.

Я обернулась достаточно далеко, чтобы увидеть, что яркий белый луч света исходит с верхушки лесов над дверью и что фигура, склонившаяся над одной из выступающих ламп, — Гил Кроуфорд.

Ромео в обличье Десмонда Дункана прогулочным шагом вошел в рощицу под редкие аплодисменты. Он был одет в желто-коричневые лосины, поверх которых имелись экстравагантные красные бархатные шорты, напоминавшие скорее надутые плавки. Еще на нем была белая рубашка на сельский манер, с нарядными рюшами и кружевами у шеи и на рукавах, и кричащая плоская шляпа, украшенная длинным фазаньим пером.