О, я от призраков больна

Она как-то была связана с тем, что неожиданно я перестала быть последним ребенком, плакавшим в Букшоу, и я ощутила, будто у меня похитили какое-то тайное сокровище.

— Как это было? — спросила я, не зная, что еще сказать.

— О, дитя, — ответила он. — Ты понятия не имеешь.

Как странно. Разве не эти же слова произнесла Бан Китс, когда я высказала соболезнования по поводу смерти Филлис Уиверн.

— Красивый ребенок, — неискренне сказала я. — Похож на тебя.

Ниалла взглянула на сверток в своих руках и заплакала.

— О-о-о! — сказала она.

Потом на моем плече оказалась рука Доггера, и меня ласково, но твердо вывели из спальни.

Я медленно подошла к креслу в коридоре и села. Мысли били через край.

Там, за закрытой дверью, была Ниалла с новорожденным. А там, прямо по коридору, тоже за закрытой дверью, была недавно умершая — относительно говоря — Филлис Уиверн.

Есть ли в этом какой-то смысл или это просто дурацкие факты? Живые рождаются от мертвых или это бабушкины сказки?

Даффи рассказывала мне об индийской девочке, которая утверждала, что она — реинкарнация старой женщины, жившей в соседней деревне, но правда ли это? Доктор Ганди определенно так считал.

Есть ли хотя бы отдаленная вероятность, что мокрое создание в руках Ниаллы вмещает душу Филлис Уиверн?

При мысли об этом я вздрогнула.

Тем не менее должна признать, что из этих двоих мертвая Филлис Уиверн интереснее.

Если уж совсем честно, намного интереснее.

Было время, вскоре после последнего визита Ниаллы в Букшоу, когда я начала беспокоиться о своей очарованности мертвыми.

После некоторого количества бессонных ночей и путаницы снов, включающих усыпальницы и ходячие трупы, я решила обсудить это с Доггером, который выслушал меня молча, как всегда, и только время от времени кивал, полируя отцовские сапоги.

— Это неправильно, — договорила я, — находить удовольствие в мертвецах?

Доггер окунул краешек салфетки в баночку с ваксой.

— Помнится, человек по имени Аристотель однажды сказал, что мы находим радость в созерцании вещей, подобных мертвым телам, которые сами по себе причинили бы нам боль, потому что в них мы переживаем удовольствие познания, которое боль перевешивает.

— Правда он так сказал? — переспросила я, обвивая себя руками.

Этот Аристотель, кто бы он ни был, мне по сердцу, и я взяла на заметку почитать его при случае.

— Насколько я помню, — ответил Доггер, и его лицо омрачила тень.

Я размышляла об этом, когда дальше по коридору открылась дверь Голубой комнаты и монументальный детектив-сержант Грейвс начал вытаскивать свое громоздкое фотооборудование из спальни покойной Филлис Уиверн.

Похоже, он так же удивился при виде меня, как и я.

— Взяли пальчики и всякое такое? — любезно поинтересовалась я. — Фотографии места преступления?

Несколько секунд сержант рассматривал меня, потом по его обычно каменному лицу расплылась улыбка.

— Ну-ну, — произнес он. — Это же мисс де Люс. По горячим следам, да?

— Вы ведь меня знаете, сержант, — сказала я с, надеюсь, загадочной улыбкой.

Я профланировала в его сторону, надеясь хотя бы через его плечо бросить взгляд на тело мисс Уиверн.

Он быстренько захлопнул дверь, повернул ключ и положил его в карман.

— У-ху-ху, — сказал он, перебивая меня на середине мысли. — И даже не думайте о ключах миссис Мюллет, мисс. Я знаю так же хорошо, как и вы, что в старых домах вроде этого полно запасных ключей. Если вы хотя бы отпечаток пальца оставите на этой двери, я привлеку вас к ответственности.

С учетом того что эта угроза исходила от специалиста по отпечаткам пальцев, она была серьезна.

— С какими параметрами вы фотографируете? — спросила я, пытаясь отвлечь его. — Выдержка — одна сто двадцать пятая и диафрагма одиннадцать?

Сержант почесал голову — почти с удовольствием, полагаю.

— Это нехорошо, мисс, — сказал он. — Меня уже предупреждали насчет вас.

И с этими словами он ушел.

Предупреждали насчет меня? Что, черт возьми, он имеет в виду?

В голову приходило только одно: инспектор Хьюитт, предатель, по пути в Букшоу прочитал лекцию своим людям. Отдельно предупредил их насчет моей изобретательности, которая, должно быть, в прошлом раздражала их, как царапанье ногтя по доске.

Он что, думает, что может перехитрить меня?

Ну, погоди, мой дорогой инспектор Хьюитт, подумала я. Ну, погоди.

Болтая с сержантом Вулмером, я поняла, что в прилегающей комнате идет тихий разговор — судя по звукам, между двумя женщинами.

Я уверенно постучала в дверь и подождала.

Голоса умолкли, и через секунду дверь открылась с легким скрипом.

— Простите, что потревожила вас, — сказала я появившемуся единственному слегка покрасневшему глазу, — но мистер Лампман хочет вас видеть.

Дверь открылась внутрь, и я увидела лицо женщины целиком. Она играла в фильме эпизодическую роль молящейся.

— Хочет меня видеть? — переспросила она на удивление грубым голосом. — Хочет видеть меня или нас обеих? Мистер Лампман хочет нас видеть, Фло! — крикнула она вглубь комнаты, не ожидая ответа.

Фло утерла рот и поставила тарелку, из которой ела.