О, я от призраков больна

Люди, которым пришлось спать на плитках пола, разминали кости, злобно глядя на счастливчиков, которые присмотрели для себя углы, где можно было сидеть, прислонившись спиной к стене. Максимилиан Брок воздвиг вокруг своего маленького островка плиток стену из книг, и я не смогла сдержать удивления при мысли о том, где он их взял. Должно быть, он совершил набег на библиотеку в ночные часы.

Могут ли добрые жители Бишоп-Лейси, запертые в Букшоу, так быстро превратиться в диких котов, защищающих свою территорию? Если им придется пробыть в заключении еще дольше, они скоро начнут присматривать себе участки и сажать овощи.

Вероятно, в словах тетушки Фелисити есть доля истины. Они все, и мужчины, и женщины, в одинаковой степени выглядели так, будто им не помешала бы короткая прогулка на свежем воздухе, и я внезапно обрадовалась, что выбралась на крышу, пусть даже на пару минут.

Но этим поступком не нарушила ли я официальный запрет?

Хотя я не слышала это своими ушами, наверняка инспектор Хьюитт отдал приказ, чтобы никто не покидал дом. Это стандартная процедура в случаях, когда подозревают в убийстве, а смерть Филлис Уиверн не была ни естественной, ни самоубийством, ее убили из мести.

Но как насчет Энтони, шофера? Он же свободно бродит по округе? Я видела его с крыши. И люди с лопатами во дворе? Викарий, собрав свою команду, бросил вызов закону? Маловероятно. Должно быть, он попросил разрешения. Вероятно, инспектор сам попросил его очистить двор.

Пока я думала об этом, распахнулась входная дверь и в вестибюль, топая и тяжело дыша, ввалились люди со двора. И только через несколько минут я осознала, что кое-кого не хватает.

– Дитер, – окликнула я, – а где викарий?

– Уехал, – ответил он, нахмурившись. – Он и фрау Ричардсон отправились в деревню.

Фрау Ричардсон? Синтия? В деревню?

Я едва могла поверить своим ушам. Окинула взглядом вестибюль и увидела, что Синтии Ричардсон нигде нет.

– Они настояли, – сказал Дитер. – Через пару часов должна состояться рождественская служба.

– Но половина прихода здесь! – удивилась я. – Какой в этом смысл?

– Но остальные в Бишоп-Лейси, – возразил Дитер, разводя руками. – И служителям английской церкви здравый смысл не внушишь.

– Инспектор слетит с катушек, – сказала я.

– Правда? – поинтересовался голос за моей спиной.

Нет необходимости говорить, что это был инспектор Хьюитт. Рядом стоял детектив-сержант Грейвс.

– И что заставит меня, как ты выразилась, слететь с катушек?

Мой разум быстро перебрал возможности и увидел, что выхода нет.

– Викарий, – ответила я. – Он и его жена отправились в Святого Танкреда. Канун Рождества.

Чистая правда, и, поскольку вряд ли это государственная тайна, меня нельзя обвинить в болтовне.

– Давно? – спросил инспектор.

– Думаю, нет. Не больше пяти минут назад, наверное. Дитер может уточнить.

– Их надо немедленно вернуть назад, – сказал инспектор. – Сержант Грейвс?

– Сэр?

– Попробуйте перехватить их. У них фора, но вы моложе и в лучшей форме, полагаю.

– Да, сэр, – сказал сержант Грейвс, и внезапно ямочки на его щеках придали ему вид застенчивого школьника.

– Скажи им, что, пока мы делаем все возможное, чтобы ускорить процесс, мои приказы нельзя нарушать.

Как умно, подумала я: сочувствие с колкостью в хвосте.

– А теперь, мисс де Люс, – продолжил он, – если не возражаете, мы начнем с вас.

– Самые младшие свидетели в первую очередь? – мило поинтересовалась я.

– Необязательно, – сказал инспектор Хьюитт.

14

К моему удивлению, инспектор предложил провести допрос в химической лаборатории.

«Где нас не потревожат» – так он сказал.

Это не первый его визит в мою святая святых: он был здесь во время дела Горация Бонепенни и назвал лабораторию «невероятной».

На этот раз, уделив Йорику, скелету на шарнирах, подаренному дядюшке Тару натуралистом Фрэнком Букландом, лишь беглый взгляд, инспектор уселся на высокую табуретку, поставил ногу на перекладину и извлек записную книжку.

– В котором часу ты обнаружила тело мисс Уиверн? – спросил он, переходя к делу без вежливого вступления.

– Не могу сказать точно, – сказала я. – В полночь, наверное, или в четверть первого.

Он сидел, занеся свой «биро» над страницей.

– Это важно, – заметил он. – На самом деле это решающий момент.

– Сколько времени длится сцена на балконе в «Ромео и Джульетте»? – спросила я.

Он, похоже, был захвачен врасплох.

– В саду Капулетти? Точно не знаю. Не больше десяти минут, полагаю.

– Это было дольше, – сказала я. – Они поздно начали, а потом…

– Да?

– Потом было это дело с Гилом Кроуфордом.

Я полагала, что кто-то его проинформировал об этом, но по тому, как он сжал «биро», поняла, что нет.

– Расскажи мне своими словами, – промолвил он, и я рассказала: о том, как прожектор не включился, чтобы высветить Филлис Уиверн при первом появлении… о том, как она спустилась с импровизированного балкона… подошла к лесам… вскарабкалась вверх в темноте… дала пощечину Гилу Кроуфорду.

Все это вылилось из меня, и я удивилась своему сдерживаемому до сих пор возмущению. К тому времени, как я закончила, я была на грани слез.