О храбрых, нежных и влюбленных.

Сказания пятиречья

Мир чистый и гордый

Стиралыцик белья или водонос, слушающий на ярмарке историю Ширин и Фархада, Лайли и Маджнуна, изумился бы, узнав, что эти любимые герои пенджабского фольклора не «коренные» пенджабцы, что родословная их ведет в Иран, Таджикистан и даже далекую Аравию. Да и как признать земляков за иноземцев, если героини сказаний рядятся в камиз (длиннополую рубашку) и сутхни (широкие шаль-вары), а мужчины носят тахимад или дхоти (набедренную повязку). Словно пенджабцы действующие лица легенд и сказаний едят чапати (лепешки) и роти (небольшие хлебцы).

Не случайно фольклорная культура Пенджаба приняла в свое лоно целый сонм чужих мотивов и образов. Этому благоприятствовала география Пенджаба и особенности его исторической жизни.

В рассветный час истории здесь уже вершился круговорот жизни. Хараппа, Рупар, расположенный на нижнем Инде Мо-хенджо-Даро – одни из самых древних городов планеты. Индские города процветали от середины III до середины II тысячелетия до н. э. Надписи на печатях, найденных среди руин, еще не расшифрованы, но вещественные памятники привели археологов к мысли о высоком уровне индской цивилизации. Находки весов и гирь различной величины свидетельствуют о широком развитии торговли. Белуджистан и Афганистан доставляли в Хараппу металлы; как можно предположить, торговцы съезжались отовсюду. Вместе с купцами путешествовал и фольклор. Недаром изображенная на одной из печатей сцена заставила историков Востока вспомнить битву Гильгамеша с хищниками.

В I тысячелетии до н. э. упрочились связи Пенджаба с Ираном и Средней Азией. Пенджаб входил в Персидскую империю, составив двенадцатую (индийскую) сатрапию Дария.

В рядах армии Ксеркса пенджабские воины сражались с греками.

Беками Пенджаб служил для завоевателей дверью, ведущей в Индию. Поэтому на долю его выпала суровая судьба солдата. Сколько ни помнит себя Пенджаб – он всегда сражался.

В 327 г. до н. э. в страну пяти рек вторгся Александр Македонский. Вражеские полчища вскоре ушли, но греческие гарнизоны остались и быстро смешались с коренным населением. После Александра Македонского много раз армии завоевателей наводняли Пенджаб.

Арабы завоевали юго-западную часть Пенджаба в VIII в. В XI в. правитель Афганистана Махмуд Газневи со своими многоплеменными армиями, состоявшими из афганцев, тюрок, таджиков, персов и арабов, совершал набеги на Пенджаб. В 1211 и 1223 гг. монгольская конница Чингисхана вытаптывала этот плодородный край – житницу страны. В 1398 г. Пенджаб испытал нашествие Тимура.

Да и чьи только кони не пили воды из пяти рек, какие только шлемы не отражались в их водах… Страна пяти рек поистине была страной на пути всех бед. Берега Пятиречья – грустные берега, ибо мир редко воцарялся на них.

Но захлебнувшееся в крови, вытоптанное, стократ погибавшее Пятиречье не погибло. Как неопалимая купина, зеленеет край великих индийских рек.

Не только завоеватели вторгались в Пенджаб. Целые народы переселялись сюда. Постепенно обычаи, верования, одежда и язык пришельцев становились пенджабскими; герои их устного фольклора были усыновлены пенджабцами.

Многообразные торговые связи Пятиречья (захватывавшие даже Китай и Римскую империю) также способствовали обмену духовными ценностями.

Теперь нам станет понятным, почему устно-поэтическая культура Пенджаба так богата заимствованиями. Греческие, арабские, персидские, таджикские, синдхские, белуджские, афганские, тюркские, тибетские сюжеты вплетаются в национальные корни пенджабского фольклора, питая его многошумную крону. Мусульманские и христианские мотивы породнились с индусскими и сикхскими: фольклор презирает религиозные преграды. Героями пенджабских сказаний стали Александр Македонский и правитель Тибета, стамбульская царевна Ширин и царица Египта Зулекха (или Зюлейка; в такой форме известно это мусульманское имя русскому читателю пушкинской поры). Однако где бы ни жил герой – в Самарканде или Бухаре, Басре или Багдаде,- все равно он до мозга костей пенджабец. Исподволь, неприметно, но не зная устали трудилась народная фантазия, вытравляя из легенд и сказаний чуждую окраску, добавляя родные, милые штрихи, и наконец дарила герою пенджабское сердце. Таковы законы фольклора.

Ошибочно, однако, было бы предположить, что вся устная поэзия Пятиречья только мозаика иноземных мотивов, музей заимствованных сюжетов. Исконно пенджабский фольклор – гордость национальной культуры. За плечами его героев – пять тысячелетий цивилизации Пятиречья. Бесконечные войны, нашествия и междоусобицы угрожали самому существованию пенджабского художественного слова и пенджабской культуры. Рукопись могла уцелеть лишь чудом. Поэтому фольклор нередко брал на себя миссию художественной литературы и вообще письменности.