О культуре и не только

К Коктебелю напрямую относится еще одна цитата президента. Та, что активно повторялась после его встречи с депутатами: «Крым может… окончательно излечить рану, нанесенную нашему народу в результате драматического раскола XX века, восстановить связь времен, эпох, единство исторического пути России».

Максимилиан Волошин, по утверждению близких, уговаривал остаться в советской России и Алексея Толстого, и даже Горького. Для самого Волошина парижские мансарды завершились до революции.

Чем труднее становилась жизнь, тем крепче припаивался Макс к России. Точкой спая стал Коктебель.

«Киммерийский сатир», бывший в действительности человеком одиноким и болезненно-целомудренным, делил дом со странниками всех мастей, покорно голодал, смиренно болел, не накопил лишнего рубля, жаден был только до книг. Главное же – сохранил живую душу, когда вокруг свирепствовало людоедство (не только в переносном, но и в прямом смысле). Лютовали и белые, и красные, а он, не владевший иным оружием, кроме пера и акварельной кисточки, метался по Крыму, спасая от расстрелов и красных, и белых. Мы вряд ли узнаем, правда ли Волошин умел силой мысли либо прикосновением руки вызывать и гасить пожары, однако в огне русской междоусобицы «Масенька» был безупречен. «А я стою один меж них / в ревущем пламени и дыме. / И всеми силами своими / молюсь за тех и за других»…

Жгучее солнце Коктебеля всегда примиряло левых и правых, идейных и двусмысленных, коммунистов и диссидентов. Сюда привозил свои фиги в кармане Мандельштам, доводя Андрея Белого до белого же каления – обедали, впрочем, за одним столом. Любовью к Коктебелю соединялись никак иначе не соединимые: скажем, Мариэтта Шагинян и Солженицын, в 1960-е посетивший Марию Волошину во время своего автомобильного турне по Крыму. Надо ли говорить, сколь важен Коктебель сегодня? Не тот, который имеется в наличии, но тот, каким мы могли бы его сделать.

…А кефирчик крымский, кстати, хорош. Для интеллигентного курортника бонус немаловажный.

Чего вы хотите, ребята?

12.02.2015

ГОД КУЛЬТУРЫ завершился, и газете с одноименным названием следовало бы освободить авансцену для профильных изданий, посвятивших себя русской словесности. Именно такой нам виделась собственная будущность: кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. Дай повоевать другому.

Однако жизнь, как говорится, вносит коррективы. И если граждане, не допущенные в сакральное закулисье литературного мира, осмелятся по ходу 2015-го – изредка – высказывать свое частное недоумение, пусть коллеги-профессионалы отнесутся к нам снисходительно. Цитируя Михаила Зощенко: «Автор просит у этих лиц извинения за то, что он, работая в своем деле, мимоходом и, так сказать, как свинья, забрел в чужой огород, наследил, быть может, натоптал и, чего доброго, сожрал чужую брюкву».

Сначала жизнь внесла официальное открытие Года литературы, случившееся в МХТ имени Чехова. Нельзя ведь назвать скоропостижное, дурно подготовленное мероприятие состоявшимся. Залучить к себе с приветственной речью целого президента России (причем в тот исторический момент, когда у него имеются дела поважнее) и развить упомянутую речь школьным литмонтажом с явно тенденциозным подбором авторов – какой досадный прокол, какая игра на понижение…

Судя по мхатовской вечеринке, не существовало в русской литературе ни Тютчева, ни Некрасова. Ни Гончарова, ни Тургенева. Ни Шмелева, ни Бунина. Есенин, Рубцов, Шолохов, Твардовский – словно не рождались. Шукшин? А кто это? Ну, с Беловым и Распутиным – понятно: как они могут звучать в стенах, откуда вылупляются то Серебренников, то Богомолов?

«Чего вы хотите, ребята? – думала я, глядя на разнокалиберных начальников, приветливо растягивающих лица в партере. – Какого соработничества от культуры ждете, если считаете улыбку толерантности единственно допустимой реакцией? Ну, хоть брови насупьте – ведь половина русской литературы под нож ушла! Смеются над вами в вашем же присутствии, упорствуют в ереси, уверены, что вы опять и опять прогнетесь под неизменчивый либеральный мир… Хотите кому-нибудь здесь рассказать про патриотизм, скрепы, традиционные ценности? Думаете, кого-то на сцене и в зале волнуют санкции, грозовые предчувствия, Родина в опасности? Да им что совой о пень, что пнем о сову…»

Вкусовщина, короткая мысль, торгашеский цинизм, прозападный кукиш, а то и банальное невежество – в современной России все это, увы, живет не по углам. Это явления глобальные, занявшие ту пустоту, где обязана находиться политика в области культуры, стратегическое регулирование, осмысленное руководство.

Для меня Год литературы начался открытием – не мхатовским, но личным и вполне шокирующим. Оказывается, сегодня в Москве практически невозможно купить Пушкина.