Читаем О литературе, революции, энтропии и прочем. Статьи и заметки полностью

Памятник Роберту Бёрнсу. Мы будем – как анатомы… Не удивляйтесь, если отзывы не всегда благочестивы и общеприняты…

Тот период, о котором я хочу говорить, – новейшая литература: реалисты, символисты, новореалисты и футуристы – чрезвычайно законченный, и у него резкие пограничные столбы: он выходит из эпохи гражданской, тенденциозной литературы – и входит в гражданскую. Якубович, Гаршин, Каронин, Успенский, Решетников…

Образ: жидкость, сосуд.

Этот период – один из самых значительных в русской литературе, еще, быть может, недостаточно оцененный. В этот период – огромный шаг вперед сделала форма в литературе. Форма – основа. Сюжеты – одни и те же: важно – как Гейне: портной Штауб. Когда литература приобретает крикливый, тенденциозный характер – на форму уже не обращают внимания. Слащава, сусальна, неестественна деревня у народников. Прокрустово ложе; неестественность, уродливость. Невероятно пошла и убога форма у сусальной гражданской поэзии. Но в тот период, который напоминается Чеховым – литературная форма шагнула вперед.

Чем вызван был отказ от тенденциозной, гражданской литературы? Что творилось в обществе?.. Что за эпоха? {Материалы: Эпоха – после народников, 1 марта. Эпоха «малых дел»; Эпоха, ее мрак, застой, скука, безвыходность – изображается у Чехова.} Разбиты народовольцы. Реакция. Тщетные попытки продолжать революционное движение: заговор «второго 1 марта» в 1887 году. Аресты. Проповедь культурных «малых дел». Разочарование и неудовлетворенность в интеллигенции – и вместе стремление, неопределенное стремление к неопределенному светлому будущему. Разочарование и неопределенное стремление – типичные черты романтизма. И Чехов – типичный романтик.

Романтизм – двух типов: романтизм позитивный и романтизм… мистический. Одни ищут это неопределенное будущее на земле, другие – на небе или вообще где-то, только не на земле. С романтизмом позитивным мы встретимся позже у Горького и других реалистов и новореалистов; с романтизмом мистическим – у символистов. У Чехова, как у реалиста, – романтизм позитивный. Детальнее мы в этом потом разберемся.

Романтизм – из 2 элементов: отрицание – и стремление; из 2 сил: одна —+, другая – Как у Чехова отрицательное отношение к настоящему? Он ясно видит всю пошлость, застой, скуку, безвыходность жизни (Неведомский: 260–62).

{[Материалы: Он борется с средним, нормальным человеком, с мещанством. Он охотнее простит грех, чем мещанство. «Старость»: «Маленький, белый памятник глядел на него задумчиво, грустно и так невинно, словно под ним лежала девочка, а не распутная, разведенная жена»]}

То, что народники изображали в розовых, сусальных красках – мужик, Чехову он же виден насквозь (Неведомский: 263–265).

«Смерть чиновника», «Человек в футляре», которому кажется недозволенным все, что не запрещено. Среди интеллигенции никто не умеет работать, ложь и апатия. Доктор Чебутыкин, который любит книги – так ничего и не читал…

«Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье… Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч живущих в городе ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился…».

Вторая черта романтизма – стремление, мечта. Если б он начал проповедовать – он начал бы в противоположность Христу так: «Мое царство – от мира сего». Его романтизм – романтизм бесконечного человеческого прогресса. Врач. Через 300 лет… {Материалы: Чеховские мечтатели говорят уже не о «счастливой и справедливой» жизни, а о прекрасной или красивой. «…Все нынешнее будет казаться и угловатым, и тяжелым, и очень неудобным, и странным…» (а не «несправедливым» или «безнравственным»), – говорит Вершинин, мечтая о людях через 300 лет. Взгляд вдаль – ибо конечный идеал человечества, конечно, не сухая справедливость, приводящая к той некрасоте, безобразию, которые теперь, а красота, красивая жизнь. Критерий не морально-общественный, а эстетический.}


Толстовство, электричество и пар.

Чехов увлекался толстовством. Но затем перестал, так как «расчетливость и справедливость говорят мне, что в электричестве и паре любви к человеку больше, чем в целомудрии и воздержании от мяса». Реализм – позитивизм (символизм – мистицизм).


«Дуэль» – фон Корен.

Его романы – религия мирового прогресса, религия науки – и в этом его родство с окончательным Горьким. В «Дуэли» разговор зоолога фон Корена и дьякона (Измайлов, стр. 540). За разрешением всех «проклятых вопросов» зоолог рекомендует:

«– Обратитесь к тем немногим точным знаниям, какие у нас есть. Доверьтесь очевидности и логике фактов. Любовь должна заключаться в устранении всего того, что так или иначе вредит людям и угрожает им опасностью в настоящем и будущем.

– Значит, любовь в том, чтобы сильный побеждал слабого?

– Несомненно.

– Но ведь сильные распяли Иисуса Христа!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец веры. Религия, террор и будущее разума
Конец веры. Религия, террор и будущее разума

Отважная и безжалостная попытка снести стены, ограждающие современных верующих от критики. Блестящий анализ борьбы разума и религии от автора, чье имя находится в центре мировых дискуссий наряду с Ричардом Докинзом и Кристофером Хитченсом.Эта знаменитая книга — блестящий анализ борьбы разума и религии в современном мире. Автор демонстрирует, сколь часто в истории мы отвергали доводы разума в пользу религиозной веры — даже если эта вера порождала лишь зло и бедствия. Предостерегая против вмешательства организованной религии в мировую политику, Харрис, опираясь на доводы нейропсихологии, философии и восточной мистики, призывает создать по-истине современные основания для светской, гуманистической этики и духовности. «Конец веры» — отважная и безжалостная попытка снести стены, ограждающие верующих от критики.

Сэм Харрис

Критика / Религиоведение / Религия / Эзотерика / Документальное
Леонид Андреев
Леонид Андреев

Книга о знаменитом и вызывающем отчаянные споры современников писателе Серебряного века Леониде Андрееве написана драматургом и искусствоведом Натальей Скороход на основе вдумчивого изучения произведений героя, его эпистолярного наследия, воспоминаний современников. Автору удалось талантливо и по-новому воссоздать драму жизни человека, который ощущал противоречия своей переломной эпохи как собственную болезнь. История этой болезни, отраженная в книгах Андреева, поучительна и в то же время современна — несомненно, ее с интересом прочтут все, кто увлекается русской литературой.знак информационной продукции 16+

Георгий Иванович Чулков , Максим Горький , Наталья Степановна Скороход , Юлий Исаевич Айхенвальд

Биографии и Мемуары / Критика / Классическая проза ХX века / Русская классическая проза / Документальное