О любви

— У тебя еще остались деньги? — спросила Катя.

— Двести пятьдесят тысяч, — отчитался Костя. — Я хочу достроить дом и купить машины.

— Никакого дома, — категорически запретила Катя. — Вложишь в издательство. Мы будем издавать иллюстрированные журналы. Современная живопись. И художественная фотография. Если бы ты знал, какие сейчас мастера фотографии… Просто документальная живопись. Их надо продвигать и раскручивать.

— А кому это нужнее — им или нам?

— Ты уже говоришь как бизнесмен. Молодец. Если хочешь, мы внесем твое имя в название издательства…

Костя тихо и медленно ее целовал.

— Твоя фамилия Чернов, моя — Тимохина. Вместе получается «Черти». Хочешь «Черти»? Очень мило…

— Никаких чертей. Пусть будет «Стрелец».

Катя промолчала. Она заводилась от его ласк, ей не хватало дыхания. Она билась в его руках, как большая рыба. Он был благодарен ей за то, что она так сильно чувствует.

— Трещит… — вдруг проговорила Катя, открыв глаза.

Костя не мог остановиться. В такие моменты остановиться невозможно. Но Катя выскользнула из его рук, подошла к окну. Косте ничего не оставалось, как подойти и встать рядом.

Дом Влада стоял темный в темноте, оттуда доносился редкий треск, как будто стреляли. И вдруг, прямо на глазах, — дом вспыхнул весь и огонь устремился в небо. Ветра не было. Через десять примерно минут дом рухнул, превратившись в светящийся муравейник.

— Обошлось, — выдохнула Катя. Она боялась, что пожар перекинется на их дом. Но обошлось.

— А соседа тебе не жалко? — спросил Костя.

— Он бы нас не пожалел, — ответила Катя и вернулась в кровать. — Иди сюда… — позвала она.

Костя лег рядом. Катя ждала продолжения, но Костя не хотел уже ничего. Он чувствовал себя парализованным, как тогда, при первом их посещении. Но тогда он просто испугался. А сейчас было другое. Случилось то, чего нельзя поправить.

Все имеет свой золотой запас. Деньги оплачиваются трудом. Большие деньги — большим трудом. На это уходит жизнь. Костя получил быстро и даром и подложил чужую жизнь. Он рассчитался с Владом, который, по сути, Вовка-морковка, спереди веревка…

Катя тянулась к нему с ласками. Косте казалось, что между ними лежит мертвый Влад, и так будет каждую ночь. И вальсировать теперь тоже придется в обнимку с обгорелым трупом…

Костя торопливо спустился на первый этаж, вытащил из кармана молитвенник. Осветил фонариком.

— «Отче наш… — прочитал Костя. — Иже еси на небесех».

— Как торжественно… На небесех…

В окно постучали.

«За мной», — понял Костя. Накинул дубленку на голое тело, вышел босиком. Холод обжег ноги, но все познается в сравнении. Страх обжигает сильнее.

Светила полная луна. Под луной стоял Влад в спортивном костюме.

Костя онемел. Он почему-то соединил молитву и Влада. Он помолился, и вот — Влад.

— Видал? — спросил Влад, кивая на светящийся муравейник.

— А кто это? — спросил Костя. Хотел добавить — твои или мои? Но сдержался.

— Не буду я тут больше жить, — мрачно сказал Влад. — Купи у меня землю. Я по дешевке отдам.

Костя сунул руку в карман дубленки и достал начатую пачку.

— Сколько тут? — спросил Влад.

— Восемь.

— Ладно. На первое время хватит. Тридцать за тобой… Отдашь, когда будут. — Влад перетряхнул плечами. — У меня там все сгорело. Я деньги под полом держал. Никогда не держи деньги под полом.

— Хорошо, — сказал Костя. В этот момент он почти любил Влада, но скрывал свои чувства. Влад снял с него тяжесть, равную колесу от вагона: колесо на груди не расплющит, но и дышать не даст. Влад снял колесо. Чистый воздух хлестал в грудь.

— Дай мне твой тулуп, до города доехать, — попросил Влад.

Костя снял с себя дубленку, но холода не почувствовал.

— А как ты уцелел? — спросил Костя.

— Что я, дурак? У меня веревочная лестница была. Тоже сгорела. С-суки…

Влад плюнул и пошел своей вьющейся походкой, как будто хотел по малой нужде.

Костя стоял голый, как Адам в первый день творения. Он поднял лицо к небу и проговорил:

— Господи, Отче наш, иже еси на небесex…

На небесах Бога нет. А на небесех — есть.

II

Прошел год.

Издательство «Стрелец» набирало обороты. Катя сказала: «Никто не будет обслуживать твои деньги. Крутись сам». И Костя крутился, но это был уже другой вальс.

Жили врозь, как и раньше. Катя говорила, что это сохраняет и усиливает любовь. Но Костя понимал, что Катя не хочет менять основной сюжет.

Его часто мучил один и тот же сон: как будто он убегает, а за ним гонятся. Сердце обмирало от апокалипсического ужаса. Костя просыпался от сердцебиения. Обнаружив себя в собственной постели, радовался спасению. Понимал: это подсознание выдавливает страх.

Креститься Костя так и не собрался. Жил без ангела-хранителя. И очень зря. Однажды в полночь, когда Костя просматривал ночные новости, раздался стук в дверь. Стук был осторожный, но какой-то подлый, вкрадчивый.

Костя открыл дверь. Перед ним стоял незнакомый тип в норковой шапке и спортивной куртке.

— Узнаешь? — поинтересовался он.