О мистическом анархизме

Глядела ты, как пестрое сияньеВсемирного и творческого дня.Что есть, что было, что грядет во веки —Все обнял тут один недвижный взор…Синеют подо мной моря и реки,И дальний лес, и выси снежных гор —Все видел я, и все одно лишь было, —

Один лишь образ женской красоты…Безмерное в его размер входило. —Передо мной, во мне-одна лишь ты.

Но если может явиться вопрос, имел ли в виду Соловьев Софию или он в данном случае воспевал Богоматерь, то во всяком случае еще более спорно то, что Соловьев вообще отождествлял эти два мистические лица.

Напрасно думают, что средневековые гимны «Mater Dei» и т. д., песни Петрарки и вообще культ Мадонны можно приписывать Вечной Женственности, Софии, как ее понимал Соловьев. Правда, в своей лекции «Идея человечества у Августа Конта» Соловьев, стараясь сблизить мысль Конта о «Grand Etre» со своей идеей Вечной Женственности, между прочим говорит: «Само собою напрашивается сближение между контовой религией человечества, представляемого в Великом Существе женского рода и средневековым культом Мадонны.» Однако несколькими строками далее Соловьев говорит, что «древний культ вечно-женственного начала имеет одно историческое проявление, о котором Конт совсем ничего не мог знать, и которое однако ближе подходит и к существу дела, и к мыслям этого философа». Это образ и культ Софии, Премудрости Божией. При чем Соловьев называет Софию лицом «явно отличным и от Христа и от Богородицы».[9]

«Das Ewig Weibliche», «Лестница чудная к небу ведущая», «Таинственная Подруга»-вот мистический центр поэзии Вл. Соловьева. Невозможно отождествить это мистическое начало с личностью Девы Марии. Валерий Брюсов в своей стать. о Вл. Соловьеве высказывает осторожную мысль: «Поклонение Вечной Женственности приводит к поклонению той, кто является ее чистейшим образом», т. е. Богоматери. Здесь еще нет утверждения тождества Софии и Марии. Впрочем, этот вопрос интересен лишь постольку, поскольку он выясняет догматическую сторону учения Соловьева. Характер поэзии не меняется от разрешения этого недоразумения. Важно лишь одно: «Дева Радужных Ворот»-вот путь к освобождению от времени и от чувственной любви. Наша страсть-лишь «злое пламя земного огня»; необходимо искать спасения в молениях перед образом «Жены, облеченной в солнце». В пророческой книг. Нового Завета сказано: «И явилось на небе великое знамение: жена облеченная в солнце; под ногами ее луна, на голове ее венец из двенадцати звезд» (Апокал. XII). И Соловьев откликнулся:

И только знак один неотложного завета

Меж небом и землей по-прежнему стоял,А с неба тот же свет и Деву НазаретаИ змия тщетный яд пред Нею озарял.

III

Вечная Женственность-путь к истине; но единственный ли? И сомнение не закрадывается ли в душу поэта? Или быть может это отблеск собственного я, которое жаждет найти себе оправдание, хотя бы во мгновенном союзе с мечтой?

Нет, силой не поднять тяжелого покроваСедых небес…

Все та же вдаль тропинка вьется снова,Все тот же лес.И в глубине вопрос — вопрос единыйПоставил Бог.0, если б ты хоть песней лебединойОтветить мог!Весь мир стоит застывшею мечтою,

Как в первый день.Душа одна и видит пред собоюСвою же тень.

Естественно, что при таком отношении к миру, нельзя полюбить жизнь во всей её эмпирической раздробленности.

И Соловьев последователен, когда говорит с обычной для него определенностью:

Всю жизнь, с которою так тягостно считается,Какой-то сказкой считаю я теперь