О моем отце

Эти игры у зеркала и "вранье" Борис Андреевич считал началом творчества. Касаясь более позднего возраста, он писал: "Не писать я не могу, как - мысль принадлежит Л. Толстому - "как беременная женщина, забеременев, не может не родить...". Пишу по утрам, сейчас же после сна, причем в эти дни прошу меня не будить, - пишу не больше двух часов в сутки. Пишу почти без поправок. Примерно записываю всегда одно и то же количество - восьмушку листа.- Обдумываю я свои вещи не за столом,- за столом я записываю обдуманное раньше... У нас жизнь построена суматошнейше, все мы висим на телефонном крючке, этом невежествевнейшем аппарате, который лезет к тебе в дом круглые сутки без cпросу, - мне нужно гораздо меньшее количество людей, чем то количество, которому нужен я, - бывали случаи, когда отрывали от работы день, два, три, на четвертый, на пятый день в таких случаях я впадал в состояние человека, отвыкающего от курения табака, и гнал ко всяческим чертям ни в чем не повинных людей, домашних в первую очередь... Я помню десятки случаев, как возникли рассказы. Приведу примеры. - Я был у Ал. Ден. Дикого, он должен был ехать куда-то в Кяхту, он рассказал мне причины поездки. Возвращаясь от него, я слез на Страстной площади с трамвая,- я помню это место на Страстной, я остановился выколотить трубку, набил ее английским табаком, закурил, вдохнул запах "верджиниа" - и понял, что у меня будет рассказ, возникший из рассказа Дикого и запаха табака фабрики Кэпстэн. Через год рассказ был написан: "Старый сыр". - Я поехал с Курода-сан в Крым к его соотечественникам, поднимавшим с Черного моря "Черного принца". В вагоне был синий свет, лицо Оттокочи было зеленым, я понял, что я еду не по железной дороге, но по сюжету. Через полгода был написан рассказ: "Синее море". - За исключением семерки случаев, когда я писал на заказ (и написал худшие мои вещи), я писал не потому, что я хотел написать на заданную тему, но потому что эта тема родилась помимо моей воли, каждый раз неожиданно. Каждый из нас видит, слышит, продумывает тысячи вещей, - из этой тысячи для письменного стола остается десяток, - и каждая единица этого десятка неожиданна".