О пауках и собаках

Ветер донес с улицы чей-то веселый смех и отголосок песни. Той самой. Фрино вслушался, но что дальше так и не услышал. Ирон испуганно спросил:

– Так… что мне нужно сделать?

– Сунь под браслет три пальца, – попросил Фрино, отпив еще вина. – А дальше я все сделаю сам.

Секретарь чувствовал что что-то не так. Чувствовал, нервничал. Он никак не мог решиться, никак не мог понять, врет Фрино или говорит правду. Колебался. Оттягивал момент. Трясся.

– Господин, вы мне нравитесь, – вместо того, чтоб выполнить приказ, вдруг пробормотал он испуганно. – Я… мне грустно, что вы уезжаете. Ваш отец не будет так добр к нам. Я бы хотел служить только вам…

Фрино нахмурился, услышав эту неприятную, в панике выдуманную ложь. Секретарь отпустил его ногу, поднялся с колен, отошел и попятился, пытаясь на него не смотреть. Его глаза нервно метались по комнате. Собака под кроватью зарычала.

– Я ничего не крал, клянусь… – чуть не плача простонал Ирон. – Я честно не хотел, это Амэрс меня надразумил... Я тут же все вернул, на следующий же день. Простите, что скрыл это от вас и не пришел каяться. В следующий раз все будет по другому! Я клянусь! Я никогда больше не возьму ни гора!...

Не слушая его, Фрино сам засунул пальцы под браслет.

Оружия он не взял – не нравились ему ни звуки выстрелов, ни свист меча – он привык полагаться на магию.

– Воровал, значит? – хмыкнул он, глянув на Ирона. – Похоже, отец был в чем-то прав насчет тебя и меня. Но… спасибо.

Он улыбнулся. Страшно улыбнулся, безумно. Ему было жарко, мысли путались будто он выпил, хотя к вину он так и не притронулся. Самое неприятное чувство на свете. Чувство потери контроля над собой.

Как эта паршивая шавка могла так плюнуть ему в душу?

Фрино трясся. Фрино думал, как бы убить эту букашку так, чтобы ей не было больно. Фрино три дня выдумывал как бы спрятать его, отпустить, дать сбежать. А что сделал этот Ирон, этот умный парень, который так ему нравился, с которым он так хотел сблизиться? Что он сделал? Сначала лицемерно принялся лизать Фрино пятки чтобы спасти свою жалкую жизнь, а потом еще и решил сознаться в воровстве?

– С… спасибо? – испуганно запнулся Ирон.

– Да, спасибо. Теперь мне гораздо легче будет тебя убить…

Лицо Ирона изменилось, исказилось гримасой ненависти и страха. Он схватил от стены лопату, которой, видно, чистил снег, намереваясь обрушить ее на Фрино.

Избаловал. И как можно было настолько избаловать пса, что он решил укусить собственного хозяина?

Три забинтованных пальца скользнули под браслет, и Фрино зашипел от боли – слишком узко, обручь давил на обожженные пальцы. Магия на полсекунды отключилась, не понимая, на какой из четырех проходящих через нее магических каналов ставить блок – она плохо соображала, когда в нее попадало больше трех. Этого мгновения хватило Фрино чтобы внушить себе и глупой безделушке, что пальцы под нее сунул другой маг. Браслет растянулся и был снят. Магия – его послушные, верные нити – потянулась к Ирону, скрутили его, опутали, заставляя дергаться и задыхаться.

Секунда. Две. Три...

Мертвое тело вместе с лопатой глухо упало на пол. Собака заскулила, забилась под постель – теперь был виден один только облезлый хвост. Фрино взял фужер со столика, опрокинул его себе в горло. Потом точно так же опустошил и второй. Вино было мерзким. День был мерзким. Жизнь была мерзкой.

Откинувшись на спинку кресла, Фрино закрыл лицо руками и судорожно вздохнул.

Для аристократа на Орне убить простолюдина было все равно что пристукнуть муху или комара – вроде живое, но раскаяния не ощущаешь. Убийство же раба приравнивалось к тому, что высший сломал свою личную вещь – неприятная оплошность, с кем не бывает. Но Фрино был неправильным аристократом. Извращенцем. Потому он пытался не смотреть на мертвое тело.

И пусть отец был прав, пусть его слова звучали логично, пусть они подтвердились, пусть… пусть… пусть…

...главное здесь на полу лежал мертвый человек, который раньше был ему приятен. И это сводило с ума.

Глава восемнадцатая, в которой Эйнар беседует с невестой

Эйнар думал, что торжественная встреча Владычицы с женихом – ритуал глупый и нудный, что нужно всего лишь перетерпеть, удерживая маску благопристойности.... но оказалось, он недооценил свою тщеславность.

Оказалось, что всеобщее внимание, вся эта торжественность, прекрасное представление – приводят его в восторг.

Он был бос, в одной серой рубахе до колен, подпоясанной узким синим поясом. Распущенные волосы и никаких украшений – традиционный вид для любых ритуалов, связанных с Владычицей. От этой мнимой простоты Эйнар сначала чувствовал себя голым, даже смущенным. К тому же весь двор смотрел на него, и все, от лоров до слуг, были в своих богатейших нарядах.

Но все шло как надо. Действия, доведенные до совершенства не одним поколением, превращали весь возможный фарс в завораживающее зрелище. И холодно не было – Эйнар холод всегда стойко переносил, а тут еще и был опоен перед ритуалом  горячительным настоем, и погода выдалась на удивление хорошая.

Так что Эйнару все нравилось.