О привидениях и не только

– Вот что я вам предложу, – заговорил он. – Дело, которым я занимаюсь, не из тех, о которых можно забыть, пусть даже всего на несколько дней. Вдобавок есть причины… – он оглянулся на дверь каюты и коротко хохотнул, – по которым мне не захотелось брать с собой помощников. Если вы не прочь подзаработать, пожить за чужой счет в шикарном отеле да еще положить в карман десятифунтовую купюру, вам представится такая возможность – всего за два часа работы в день.

Видимо, согласие отразилось у меня на лице, потому что он не стал ждать, когда я отвечу.

– Только одно правило я потребую соблюдать неукоснительно – это не лезть не в свое дело и держать язык за зубами. Вы путешествуете один?

– Да, – кивнул я.

Он написал что-то в блокноте, вырвал лист и протянул его мне.

– Это адрес вашего отеля в Антверпене. Вы секретарь мистера Хорейшо Джонса. – Повторяя имя, которое явно не подходило ему, он хмыкнул. – Завтра утром, в девять, постучитесь ко мне в гостиную. Доброй ночи!

Он завершил разговор так же внезапно, как и начал, и удалился к себе в каюту.

На следующее утро я мельком увидел его выходящим из дирекции отеля. Он беседовал с управляющим по-французски и, видимо, давал распоряжения на мой счет, потому что вскоре передо мной возник подобострастный портье и провел в чудесный номер на втором этаже, а позднее в кофейной комнате мне предложили «английский завтрак» таких размеров и содержания, какими в те времена я радовал себя не часто. Мой спутник не обманул и в том, что касалось работы. Мне почти всегда хватало на нее двух утренних часов. Обязанности заключались главным образом в написании писем и отправке телеграмм. Письма он подписывал и отправлял сам, поэтому за две недели я так и не узнал его настоящего имени, но в остальном собрал достаточно сведений, чтобы понять: мой работодатель – человек с поразительно широкими деловыми интересами и связями по всему миру.

Он так и не познакомил меня с «миссис Хорейшо Джонс», а когда через несколько дней она ему наскучила, роль его компаньона во время дневных поездок начал играть я.

Не испытывать симпатии к этому человеку было невозможно. Сила неизменно вызывает у юности прилив обожания, а в нем чувствовалось нечто значительное и героическое. Он был дерзким, молниеносно принимал решения, был абсолютно чужд щепетильности, при необходимости становился безжалостным. Не составляло труда вообразить, как в древности он повелевал бы ордами дикарей, ввязывался в схватки ради возможности подраться, с яростной готовностью бросался преодолевать любые препятствия, пробивал себе дорогу вперед, безразличный к бедствиям и разрушениям, причиняемым этим прогрессом, ни на секунду не сводил глаз со своей цели, но вместе с тем имел представление о примитивной справедливости и не был лишен добросердечия, когда без опасений мог его себе позволить.

Однажды днем он взял меня с собой в еврейский квартал Амстердама и, уверенно прокладывая дорогу в лабиринте неприглядных трущоб, остановился перед узким трехэтажным домом, обращенным к какому-то затону со стоячей водой.

– Я родился вон в той комнате, – сообщил он. – С разбитым окном, на втором этаже. Стекло так и не вставили.

Я украдкой взглянул на него: на лице моего спутника не отражалось никаких сентиментальных чувств, ничего, кроме насмешки. Он предложил мне сигару, которую я с радостью принял, так как вонь сточных вод за нашей спиной невероятно раздражала. Некоторое время мы курили молча, он – с полузакрытыми глазами, как всегда, когда обдумывал деловые вопросы.

– Любопытно, что я сделал именно такой выбор, – наконец заметил он. – Подручный мясника – для моего отца, и чахлый метальщик петель – для матери. Видимо, я знал, на что гожусь. И как выяснилось, поступил правильно.

Я уставился на него, не зная, серьезно он говорит или демонстрирует пристрастие к черному юмору. Временами его реплики звучали странно. В нем таилась удивительная жила, которая время от времени выходила на поверхность, изумляя меня.

– Довольно рискованный шаг, – отозвался я. – В следующий раз лучше предпочесть что-нибудь более надежное.

Он внимательно посмотрел на меня, и поскольку определить, в каком он настроении, я не сумел, то придал своему лицу предельную серьезность.

– Пожалуй, вы правы, – согласился он со смехом. – Об этом мы еще поговорим когда-нибудь.

После визита на Гоортгассе он стал вести себя в моем присутствии менее сдержанно, часто заводил разговоры о предметах, об интересе к которым с его стороны я и не подозревал. В нем я нашел любопытную мешанину свойств. Сквозь маску проницательного и циничного дельца порой проглядывал мечтатель.