О привидениях и не только

– Мне то же самое пришло на ум, – согласилась миссис Эверетт. – Можно подумать, неведомая сила довлеет над нами и заставляет произносить мысли вслух.

– Боюсь, именно я во всем виноват, – признал преподобный Натаниел. – Эта комната начинает угнетать. Не лучше ли нам лечь спать?

Древняя лампа, лишившись своего дымного от сажи луча, всхлипнула со слабым булькающим звуком и зашипела. Тень башни старого собора проползла внутрь и растянулась по комнате, которую теперь освещали только редкие проблески луны за занавесью из облаков. На другом конце стола сидел маленький джентльмен с изможденным лицом, чисто выбритый, в алонжевом[14] парике.

– Прошу прощения, – сказал маленький джентльмен по-английски с сильным немецким акцентом. – Но мне кажется, перед нами тот случай, где две стороны могли бы услужить друг другу.

Шестеро друзей-путешественников вокруг стола переглянулись, но никто не заговорил. Каждому из них пришло в голову, как они объяснили друг другу позже, что, не помня этого, они взяли свечи и отправились спать. Это точно был сон.

– Вы могли бы оказать огромную помощь, – продолжал маленький джентльмен с изможденным лицом, – в экспериментах, которые я провожу в отношении феномена склонностей человека, если позволите вернуть вас на двадцать лет назад.

Никто из шестерых друзей так и не ответил. Им казалось, что маленький старый джентльмен, должно быть, сидел там среди них все время незамеченный.

– Судя по вашему недавнему разговору, – продолжал маленький джентльмен с изможденным лицом, – вы должны с радостью принять мое предложение. Вы все кажетесь мне людьми незаурядного ума. Осознаёте ошибки, которые совершили, понимаете их причины. Будущее казалось туманным, и мы не могли сами себе помочь. Я предлагаю вернуть вас назад ровно на двадцать лет. Вы снова станете юношами и девушками с той лишь разницей, что знание будущего в той мере, в которой оно касается вас, останется с вами. Ну же, – настаивал старый джентльмен, – это совсем просто выполнить. Как… как ясно доказал некий философ, Вселенная – всего лишь результат нашего собственного восприятия. Тем, что, возможно, покажется вам волшебством, а на деле будет всего лишь химической операцией, я сотру из вашей памяти события последних двадцати лет за исключением того, что непосредственно касается ваших личностей. Вы сохраните все знания об изменениях, как физических, так и духовных, которые вас ждут, остальное же исчезнет из вашего мироощущения.

Маленький старый джентльмен вытащил из кармана жилетки крошечный пузырек и, наполнив один из массивных бокалов для вина из графина, отсчитал около полудюжины капель и вылил туда. Затем поставил бокал в центре стола.

– Молодость – вот время, куда стоит вернуться, – с улыбкой произнес маленький джентльмен с изможденным лицом. – Двадцать лет назад в этот вечер как раз проводился бал охотников. Помните его?

Именно Эверетт выпил первым и, вперив жадный взгляд своих маленьких сверкающих глаз в гордое красивое лицо миссис Кэмелфорд, передал бокал жене. Вероятно, именно она выпила жидкость охотнее всех. Ее жизнь с Эвереттом с того дня, как она поднялась с постели после болезни, лишившись всей своей красоты, стала сплошным мучением. Она пила с тайной надеждой, что все происходящее, возможно, и не сон, и разволновалась от прикосновения мужчины, которого любила, когда, потянувшись через стол, он принял бокал из ее рук. Миссис Армитидж пила четвертой. Она взяла бокал супруга, выпила с тихой улыбкой и передала его Кэмелфорду. Тот выпил, не глядя ни на кого, и поставил бокал на стол.

– Давайте же, – обратился маленький старый джентльмен к миссис Кэмелфорд. – Остались только вы. Без вас эксперимент будет неполным.

– У меня нет желания пить, – заявила миссис Кэмелфорд, и попыталась поймать взгляд супруга, но он не смотрел на нее.

– Пейте, – снова попросила Фигура.

И тогда Кэмелфорд посмотрел на нее и сухо засмеялся:

– Лучше тебе выпить. Это всего лишь сон.

– Раз уж тебе так этого хочется. – И из его рук она взяла бокал.

Именно на рассказе, который Армитидж поведал мне о той ночи, когда мы сидели в курительной комнате клуба, я и строю свое повествование. Ему показалось, что все медленно потянулось наверх, а он остался неподвижным, но ощутил сильную боль, словно от него что-то отрывают изнутри; чувство сродни тому, которое возникает, когда спускаешься в лифте, как он описал. И он погрузился в тишину и темноту, которую ничто не нарушало. Некоторое время спустя – возможно, через минуты, а возможно, и годы – перед ним возник слабый свет. Он становился все ярче, и в воздух, который теперь обдувал его щеки, прокрался звук музыки, игравшей вдалеке. И свет, и музыка нарастали, и одно за другим к нему возвращалось каждое чувство. Он оказался на низкой скамье с подушками под группой пальм. Рядом с ним сидела молодая девушка, лица ее он не видел.

– Я не расслышал, как вас зовут, – сказал он. – Не будете ли так добры повторить?

Она повернулась к нему. У нее было самое одухотворенное и прекрасное лицо, которое он когда-либо видел.