786 Из моих рассуждений следует, полагаю, что обе эти точки зрения, при всех противоречиях, оправданы психологически — каждая по-своему. Обе односторонни в том, что не позволяют увидеть, понять и принять в расчет факторы, которые не согласуются с типической установкой. Одна недооценивает мир сознательности, другая — мир Единого разума. В результате обе они в своем экстремизме лишаются половины универсума; тем самым жизнь отсекается от целостной действительности и легко становится искусственной и бесчеловечной. На Западе налицо маниакальное стремление к «объективности», аскетизму ученого или биржевого маклера, которые отвергают красоту и полноту жизни ради идеальной — или не такой уж идеальной — цели. На Востоке в цене мудрость, покой, отрешенность и неподвижность души, обратившейся к своему туманному истоку, оставившей позади все печали и радости жизни, какой она есть — и какой, предположительно, должна быть. Неудивительно, что такая односторонность в обоих случаях продуцирует близко сходные формы «монашества», которые обеспечивают отшельнику, праведнику, монаху или ученому возможность спокойно сосредоточиться на своей цели. Я не имею ничего против односторонности как таковой. Человек, этот великий эксперимент природы, имеет право, безусловно, на подобные затеи — при условии, что он в состоянии их вынести. Без односторонности человеческий дух не смог бы раскрыться во всем своем многообразии. Но я не думаю, что желание понять обе стороны может как-то этому повредить.
787 Экстравертная склонность Запада и интровертная склонность Востока преследуют сообща одну и ту же цель: обе они предпринимают отчаянные попытки подчинить себе природное естество жизни. Это утверждение духа над материей,
2
Комментарии к тексту
788 Прежде чем приступить собственно к задаче, мне хотелось бы обратить внимание читателя на существенную разницу между диссертацией по психологии и изучением священных текстов. Ученый слишком легко забывает о том, что объективный анализ материала способен нанести урон его эмоциональной стороне, причем нередко это воздействие поистине разрушительно. Научный интеллект бесчеловечен и не может себе позволить быть другим, он не в состоянии избежать такой бесцеремонности, при самых благих намерениях. Психолог, который берется за священный текст, должен, по крайней мере, отдавать себе отчет в том, что предмет изучения представляет собой бесценное религиозно-философское сокровище, которое не должно быть осквернено руками профанов. Признаюсь, что и сам отважился взяться за этот текст лишь потому, что знаю и ценю его достоинства. В мои замыслы никак не входит неуклюжей критикой расчленять текст на составляющие. Наоборот, я старался разъяснить его символический язык и сделать более доступным нашему пониманию. Тут необходимо поместить эти возвышенные метафизические понятия на такой уровень, с которого можно увидеть, имеют ли какие-либо известные нам психологические факты параллели в области восточного мышления — или хотя бы приближаются ли к ним. Надеюсь, в моих стараниях не усмотрят ошибочно желание принизить или свести содержание текста к банальностям; я лишь хочу ввести чуждые нашему мышлению идеи в пространство западного психологического опыта.
789 Далее предлагается ряд примечаний и комментариев, которые следует читать одновременно с соответствующими разделами текста.
790 Восточные тексты обыкновенно начинаются с заявления, которыми западные сочинения принято заканчивать в качестве