О русской истории и культуре

Этот мотив есть и в «Слове о полку Игореве»: «На седьмом веце Трояни връже Всеслав жребий о девицю себе любу», т. е. попытался добиться обладания Киевом, «матерью городов русских». Кстати, свадебный обряд позволяет прояснить тот фрагмент «Слова», в котором говорится, что Всеслав «утръже вазни, с три кусы отвори врата Новуграду» [97], — «урвал (захватил) счастье (удачу), в три попытки (или «с трех попыток») отворил врата Новгороду (т. е. занял город)». Такая разбивка текста и такой перевод подтверждаются, если учесть, во–первых, тему брачного обладания Киевом и, во–вторых, обрядовые величания новобрачному. В них как раз и изображаются «три попытки» и «три жребия» (опускаю рефрен «да и за Дунай»):

Выходило, вылетало тридцать три корабля,Тридцать три корабля да со единым кораблем,Со единым кораблем, со удалым молодцом.Что един–от кораб наперед выбегал,Наперед выбегал, как сокол вылетал,Еще нос, корма да по–туриному,А бока–то сведены да по–звериному.

Что на этом корабле удалой молодец,Удалой молодец да первобрачный князь.Он строгал стружку кипарис–дерева́,Уронил молодец свой злачен перстень,Свой злачен перстень, позолоченный.Он зычал, крычал зычным голосом,Зычным голосом да во всю голову:«Уж вы слуги, слуги верные мои,Повяжите как вы, слуги, шелковые невода,

Вы ловите–ка, слуги, мой злачен перстень,Мой злачен перстень да позолоченый».Оны первый раз ловили — да не выловили,Оны другой раз ловили — да все нет, как нет,Оны третий раз ловили — повыловили…[Лирика рус. свадьбы, 148]

Стружка «кипарис–дерева́» — это искомый Всеславов жребий, как подсказывает и былина о Садке. В величаниях новобрачному встречается мотив обладания тремя городами (ср. Киев, Белгород и Новгород во фрагменте о Всеславе). В свою очередь, в причитаниях невесты возникает фигура жениха–насильника, грозного наездника и завоевателя, изоморфная Мамаю из «Сказания». Все это символы из сферы топики, связывающие воедино брак, пир, битву, смерть, судьбу. Но предзнаменующий русское одоление плач девицы–земли или земли–девицы остается неразъясненным.

В «испытании примет» звучит свирель, а свирель указывает на временную смерть и новое рождение. Источник — рассказ о воскрешении дочери Иаира (Мф. 9: 18 и след.). В его доме тоже звучали свирели (по покойнице). Иисус «сказал им: выйдите вон; ибо не умерла девица, но спит. <…> Он вошед взял ее за руку, и девица встала». Свирель, кроме того, — пастырский атрибут (ср. службы Кириллу Философу). Звук свирели — это перенесенная на землю небесная гармония, это нравственная чистота. В ее голосе есть жертвенность, ибо тема невесты–земли тождественна теме невинной жертвы. В древнерусских апокрифах погребение Авеля, первого мертвеца и первого мученика, объясняется как брачная его ночь с девой–землей [Смирнов, т. 2, 271, примеч. 5]. Фольклору тоже известна эта трактовка. Вот смертельно раненный казак велит своему коню передать весть о гибели:

Ты скажи молодой жене,Что женился я на другой жене,На другой жене мать сырой земле,Что за ней я взял поле чистое,Нас сосватала сабля острая,Положила спать калена стрела.[Смирнов, т. 2, 271, примеч

. 5]

Эта тема подхвачена Блоком — во второй строфе цикла «На поле Куликовом»:

О, Русь моя! Жена моя! До болиНам ясен долгий путь!Наш путь — стрелой татарской древней волиПронзил нам грудь.[Блок, 249]

Как видим, общие для «старины» и «новизны» loci communes все же намечаются. Чрезвычайно важно, что в них нераздельно слиты аспект поэтический и аспект нравственный. Возможно, это принцип топики — по крайней мере, такой вывод подсказывает дальнейший анализ Куликовского цикла.