О смысле жизни. Труды по философии ценности, теории образования и университетскому вопросу. Том 2

Богатство растет, но оно малоплодотворно, потому что оно сильно повышает запросы людей к жизни, но не дает им достаточно широкого простора для удовлетворения их. Та культура, которой гордится современное человечество, созидалась и пока созидается не всем народом, а главным образом состоятельными людьми. Из народной массы только немногие, осчастливленные случайностью или вынесенные собственной стойкой волей, пробились в ряды видных творцов культуры; вся же масса является только материалом и собирает только жалкие крохи от этой культуры, оплачиваемой в театрах, концертах и т. д. слишком дорогой ценой, чтобы быть доступной простой трудовой массе. Нуждаясь в отдыхе и наслаждении, она идет часто на путь разложения. Поглощенная заботами о скудном пропитании, масса не может пробиться к духовным интересам и пробудить в себе стремление к культурным удовольствиям. И вот получается так, что одни гибнут от излишества, а другие от нищеты, и горе человеческое не уменьшается, а увеличивается.

По существу, индивидуальный хозяйственный порядок почти не находит прямых защитников. Единственный довод, что он вырабатывает сильных, энергичных и предприимчивых людей, оказывается также совершенно ложным, как мы отметили раньше: у нас часто сильные и ценные люди гибнут, а слабые и бездарные оказываются на верхах общественной жизни. Те, кто все-таки предлагает мириться с современным экономическим строем, просто убеждают в том, что иной порядок или вовсе невозможен, или мыслим только в очень и очень отдаленном будущем. Они говорят о том, что в интересах культуры и духовного роста человечества необходимо предоставить известной группе людей досуг для творчества, а для этого на них и за них должны работать другие. Немецкий историк Трейтчке сказал знаменитую фразу: «Без рабов нет культуры, неизменен закон, что только меньшинству суждено наслаждаться идеальными благами культуры, масса трудится в поте лица своего».

Но Трейтчке, помимо крайней ошибочности и безнравственности его мысли, не замечает того, что и меньшинство его находится тоже под ударами ужасов нашего строя. Это показывает не только порча нравов и вырождение богатых, но и войны, неизменный спутник нашего хозяйственного строя; при нем гибель идет с двух сторон, со стороны нищеты и со стороны богатства. То, что в центр внимания выдвинулась фигура рабочего, вполне понятно, потому что на нем ярче всего отражаются тяжелые следствия экономического хаоса. В то время как продажа продуктов не касается непосредственно самой личности, продажа своей живой рабочей силы глубоко захватывает самую личность. Фабрикант берет не только время и силы, но он ставит рабочего в определенные условия и температуры, и воздуха, и положения, и судьба рабочего ставится в огромную зависимость от умения, доброй воли хозяина и положения рынка. В то время как рабочий изнывает в труде, фабрикант может в шампанском и дыму своих сигар уничтожить шансы на жизнь целого ряда семей рабочих. Безработица, стачка, кризис и т. д. являются ужасом не только для рабочего, но бьют всех стоящих за его спиной, детей и женщин, и стариков.

Что можно сказать в защиту нашего строя, в котором так необходимы тюрьмы, так велика нужда, преступность, нищенство, гибель детей, семьи, так велико порабощение подавляющего числа людей? Защищать его невозможно. Можно было бы ссылаться только на неизбежность его и невозможность заменить чем-либо иным, но и эти доводы никого не убеждают; жизнь повелительно заставляет искать выхода и более достойного существования для человечества. Проигрывать нам почти нечего, а выиграть мы можем много. Такой выход намечает социализм.

II