О социализме и русской революции

То, что Меринг публикует в своем собрании из этого периода, наверно, менее интересно и поучительно, чем то, что он сообщает нам в своих собственных пояснениях. Особенно благодаря неоднократно включаемым Мерингом фрагментам из переписки между Марксом и Энгельсом, а также с представителями тогдашнего французского и немецкого социализма, этот его комментарий становится важнейшей страницей идейной истории социализма. Столкновения многочисленных оттенков социализма 40-х годов выражены в немногих статьях Маркса и Энгельса из «Deutsche-Briisseler-Zeitung», из «Westphalisches Dampfboot» и других изданий, приведенных лишь в отрывках, но зато гораздо полнее и пластичнее раскрытых в меринговском введении.

Картина этих острых идейных сражений творцов «Коммунистического манифеста» особенно поучительна при сравнении с их более поздней деятельностью в Международном Товариществе рабочих. Сколь же терпеливо умели Маркс и Энгельс обращаться тогда, спустя 20 лет, с тем же прудонизмом и всей мозаикой социалистических теорий, едва только речь заходила о «куске практического движения» или же вставал вопрос о зачатках действительно рабочей организации, как старательно избегали они любой доктринерской исключительности или догматической несговорчивости! Но какое же уверенное ощущение потребностей исторического момента проявлялось, с другой стороны, в той резкости, с какой они в 40-е годы, когда надо было сначала завоевать для новой научной теории место в социалистическом идейном мире,

умели отмежевать эту теорию от всей примыкавшей и окружавшей путаницы!

Ныне мы в известной мере превозносим ad majorem gloriam (”к вещей славе” — лат.) гегелевской триады воскрешение социалистической неразберихи в качестве «более высокого синтеза», научного социализма. Первобытный туман теории, из которого в 40-е годы образовалось твердое ядро научного социализма, вновь опускается на нас, чтобы растворить в себе и рассосать это твердое ядро. Священные останки Гесса и Грюна, Вейтлинга, Прудона и даже доброго Гейнцена с их причудливыми вывихами и сегодня весело разгуливают и лицемерно изображают полнокровную жизнь. Вспомнить сверкающие удары меча, которыми Маркс и Энгельс полвека назад прогнали их в мир теней, весьма уместно нынешней социал-демократии, чтобы закалить уверенность в своих силах и окрылить свои потускневшие Идеи.

И работы второго тома, от полемики с Руге в парижском «Vorwarts!» до сведения счетов с Карлом Гейнценом в «Deutsche-Brtisseler-Zeitung», весьма пригодны для этого; все они носят на себе особую печать идейной продукции Маркса — покоряющую глубину мысли. Мы, к примеру, по врожденной лености мысли и интеллектуальной склонности к уступкам, будучи убежденными лишь наполовину, готовы согласиться с трезвыми, меткими взглядами Руге на политическую и социальную революцию и только в ответе Маркса, внутренне пристыженные, вновь находим глубокие и значительные положения. Так, при рассмотрении любого вопроса, при чтении любой его статьи, чувствуешь, как полет марксо-вой мысли отрывает тебя от пошлой земли. С нами происходит точно то же, что и при чтении марксова «Капитала», где нас зачастую сначала поражает правильность приведенных в сносках воззрений буржуазных теоретиков, а в идущем вслед за тем анализе Маркса мы ощущаем всю жалкую ограниченность и банальность этих «верных взглядов»! И такое потрясающее воздействие марксовой мыслительной работы объясняется не только его личной гениальностью, но и тем, что все рассматриваемые им вопросы он постоянно освещает в их величайших диалектических взаимосвязях, с самых всеохватывающих исторических точек зрения. Это та черта, которая не говоря обо всем практически полезном, придает особенное значение публикации его наследия в наше время именно в противовес нынешней склонности к отторжению социализма от всех крупных идей и воззрений, к сведению всей социалистической теории к нескольким доморощенным трезво-плоским истинам, уразуметь которые в состоянии даже немецкий профессор политэкономии, а также в противовес к возведенной в принцип мелочности мысли и провозглашенной как метод нерешительностью эмпирического нащупывания.