Конечно, во всех этих случаях такую реакционную политику в действительности проводили не «нации», а лишь буржуазные и мелкобуржуазные классы, которые в острейшем противоречии с собственными пролетарскими массами превращают «право на национальное самоопределение» в инструмент своей контрреволюционной классовой политики. Но — и тут мы подходим к самой сущности вопроса — именно в этом заключается утопический мелкобуржуазный характер этой националистической фразы, что она в суровой действительности классового общества, особенно во время предельно обострившихся противоречий, превращается просто в средство буржуазного классового господства. Большевики получили, нанеся огромный ущерб себе самим и революции, урок, что при господстве капитализма не может быть самоопределения «нации», что в классовом обществе каждый класс нации стремится «самоопределиться» по-своему, что для буржуазных классов интересы национальной свободы отодвигаются полностью на задний план интересами классового господства. Финская буржуазия и украинская мелкая буржуазия были целиком единодушны, предпочитая германский деспотизм национальной свободе, если последняя связана с опасностью «большевизма».
Надежда превратить эти реальные отношения классов в их противоположность посредством «народных голосований», вокруг которых все вращалось в Бресте, вера, что большинство революционных народных масс выскажется за соединение с русской революцией, были, если на это всерьез рассчитывали Ленин и Троцкий, непонятным оптимизмом. Если же это должно было стать лишь тактическим приемом — рапирой в дуэли с германским деспотизмом, то это было опасной игрой с огнем. Даже и без германской военной оккупации пресловутое «народное голосование», если бы до него дошло дело в окраинных странах, при духовном настрое крестьянских масс и широких слоев еще индифферентных пролетариев, при реакционной устремленности мелкой буржуазии и при тысячах средств воздействия буржуазии на голосование, по всей вероятности, повсюду дало бы результат, суливший большевикам мало радости. Ведь можно считать непреложным правилом, что господствующие классы знают, как не допустить подобные народные голосования по национальному вопросу, когда они приходятся им не ко двору, а если голосования все же происходят, то знают, какими средствами и способами можно так повлиять на их результаты, чтобы мы не смогли установить социализм посредством народных голосований.
То, что вопрос о национальных устремлениях и особых тенденциях вообще оказался в центре революционных боев, а Брестским миром был даже выдвинут на первый план и превращен в лозунг социалистической и революционной политики, вызвало замешательство в рядах социалистов и поколебало позиции пролетариата именно в окраинных странах. В Финляндии социалистический пролетариат, пока он вел борьбу как часть единой российской революционной фаланги, уже добился господствующего положения: он обладал большинством в ландтаге, в армии, он обрек буржуазию на полное бессилие и был хозяином положения в стране. Русская Украина была в начале века, еще до изобретения глупостей «украинского национализма» с «карбованцами» и «универсалами», до конька Ленина о «самостийной Украине», цитаделью российского революционного движения. Оттуда, из Ростова и Одессы, из Донбасса уже в 1902–1904 гг. изливались первые потоки революционной лавы, которые зажгли весь Юг России, превратив его в море огня и подготовив взрыв 1905 г.; это же повторилось и в нынешней революции, для которой южнороссийский пролетариат поставил отборные войска пролетарской фаланги. Польша и Балтийские страны были в 1905 г. самыми мощными и надежными очагами революции, в которых социалистический пролетариат играл господствующую роль.