О том, что сильнее нас

Теперь о том, что я наговорил. За многое мне стыдно. Этого нельзя было говорить никогда и ни одной женщине. Просто пойми. Я это предвидел — и не смог предотвратить. Как показали события последнего года — жёсткость заставляла тебя думать. Пытался пробить. Думать ты отказывалась. Перешёл за грань жёсткости. На жестокость. Мимо. Дальше меня вообще понесло. Знаешь, жутковато оно: предсказать — и не только не суметь предотвратить, но видеть полное своё бессилие в том, чтобы хоть как-то достучаться до того человека, с которым говорил несколько предыдущих дней... Заблокировано намертво. Вот полное было впечатление, что единственное средство — укол аминазина, а на такие методы у меня полное неприятие... Ты обиделась и разозлилась, хоть до ненависти и не дошло? Я этого добивался. Было такое идиотское представление, что как крайнее средство оно сработает. Не сработало и не могло сработать. Совсем непробиваемые блоки.

Впрочем — ты, думаю, согласишься, что в отличие от тебя я на обоих твоих визитах был одним и тем же. В отличие от. И потому — сдерживаться было несколько выше сил человеческих.

«…что ж, оказывается, ты (как, впрочем, и я) не хочешь и не можешь поставить на этом крест... на мне крест…»

Вот-таки искал любого предлога, чтобы поставить. И таки не нашёл.

«…ненависть — очень нужное, как выясняется, качество, которое у меня, к сожалению, нафиг отсутствует. А заменено сам знаешь чем».

Таки не знаю. То есть — предполагаю, что ты имеешь в виду, но абсолютно не могу принять подобной интерпретации. Слишком противоречит моим закостенелым представлениям на эту тему.

«…к телефону подходить не буду…»

И не надо. Пока расклад опять не переменится.

«Удачи, Володя (и Ника тоже)…»

P.S. Если можно — Ника просит разъяснить, что ты имела в виду фразой «подумай наконец о себе и сыне...» Она не поняла, я тоже.

P.S.S. Если можно — не стирай это письмо. Загляни в него через месяц. Гарантирую — увидишь и поймёшь в нём больше, чем при прочтении сейчас.

* * *

Подтверждение, что прочитала, — пришло. Без единого слова.

С матушкой — никак не выходит. Четыре разных человека ей звонили, четырьмя разными способами пробовали… Никого не помнит, никого не знает, с незнакомыми не разговаривает, швыряет трубку. Ну, как можно такой сволочью-то быть? Ничего, найдём другие пути, другие способы… Это — нужно сделать. Например — как только будет написана часть романа, содержащая эту историю, — пойти на почту, положить черновик в конверт… И — дать взятку, чтобы доставили на дом и немедленно. Пусть только попробует не прочитать! Пусть только попробует, прочитав, опять начать трубкой швыряться!

* * *