О том, что сильнее нас

Вячеслав Ладогин

ПЕРВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

Вместо увертюры. Largo elegiaco impromptu

Странная субстанция — свет свечей. Разный он бывает. В городской квартире, если, к примеру, на Новый год или, скажем, в процессе охмурения дамы, — одно восприятие, в церкви — совсем другое, в деревенском доме — третье… А под землёй совсем четвёртое, совсем отдельное. Роль разная. Ведь другого света нету. Ни единого фотона. Это тот свет, который — не декорация. И не ритуальная атрибутика. Здесь свеча не притворяется, она действительно отделяет свет от тьмы. Там, куда не падает её отблеск, как бы и нету ничего, а оставшееся в темноте как бы и несущественно. К примеру, в квартире имеет значение сам запах горящих свечей. Под землёй — нет. Важен только сам свет. И колыхание пламени. Оно под землёй тоже другое. Пока воздух неподвижен, пламя не шелохнётся. Не шелохнётся до тех пор, пока что-либо вокруг не изменится. Чувствительная штука — пламя свечи. Пальцем пошевелить, и то уже по стенам метнутся тени. Живой это свет, отзывающийся на шевеление, на дыхание, на голос… Участвующий в неторопливой пещерной беседе. Умеющий в нужный момент беседы пригаснуть, а в иной вспыхнуть. И привлечь метнувшимися тенями внимание остальных к чему-то важному, к тому, что изменит течение разговора, тему разговора, а возможно — и жизнь сидящих вокруг. Которая, как оно ни удивительно, умеет столь же тонко отозваться на малейшее изменение обстановки, как пламя свечи. И с этого незаметного дуновения — медленно начнёт расти целая лавина мыслей, событий, мощная, ревущая, сокрушающая планы, надежды, судьбы…

* * *

Я и сам не до конца понимаю, почему я выбрал именно этот эпизод в качестве начальной точки нашего повествования. Да и кто бы знал, что именно является той пресловутой начальной точкой. В те времена приблизительно раз в полгода моя жизнь менялась радикально. Но умудрялась делать это так, что сам я этого не замечал. Вокруг происходило одно, другое, третье, всё важное и всё определяющее… С непонятным ни для меня, ни для окружающих смыслом. Этого я тоже не замечал. Впрочем, сам состав окружающих тоже менялся ничуть не менее стремительно. Потом помаленьку всё успокоилось, началась странная, непривычная, но всё же как бы полноценная жизнь, которую можно принять, к которой можно привыкнуть. А спустя годы — вдруг пришло понимание, что каждое из тех промежуточных состояний запустило отдельную линию жизни, которая с тех пор никуда не делась, а возвращается раз, другой, третий… Каждое. Из — ну очень многих. И линии те начинают пересекаться, путаться… А потом — вдруг возникает момент, когда приходит следующее понимание. Понимание того, что все эти линии начались приблизительно в одно время, что все они преисполнены глубинных взаимосвязей, которые вот только прорисовываются, но существовали с самого начала… Что все они вдруг стали сходиться обратно в одну точку. И вот в этой узловой точке — опять изменится всё.

Именно в этот момент и следует в очередной раз браться за перо. Потому что предыдущие несколько лет заключают в себе целую жизнь, переполненную мыслями, эмоциями и событиями. А уже через несколько месяцев — будет достигнута очередная узловая точка, и всё, что было, потеряет остроту восприятия, потеряет эмоциональную наполненность, перестанет быть важным. Рассыплются взаимосвязи жизненных линий. Как только все они сойдутся в одну точку, будет достигнута критическая масса и мало что в том взрыве имеет шанс уцелеть. А жизнь, она ведь штука такая. Умеет подбрасывать сюжеты куда как круче и куда как изобильнее и плотнее, чем в любой беллетристике. Вот и надо эти несколько последних месяцев потратить на осмысление и описание. Пусть читатель гадает, фантазия оно или реальная жизнь. Иная фотография ведь по сюрреалистичности любую живопись за пояс заткнуть может. А я всё же — фотограф далеко не из последних. Хе-хе, и не помру ведь от скромности-то…

* * *