Получил от Лиды письмо с двухмесячным опозданием — не столько по вине почты, сколько по вине своих переездов. Она просит, чтобы я поглядел за ее квартирой. Не думаю, чтобы у нее сохранилось хоть что-нибудь из вещей — таких чудес там не бывает. Если мне суждено будет когда-нибудь снова побывать на Загородном, я непременно зайду и проведаю. Я сам ей на днях напишу. Я рад, что ей лучше. Привет ей и маме. Я так часто о них думаю!
Отчего ты не прислал мне свою сказку? Она доставила бы мне радость.
Оставили ли вы кого-нибудь у себя в московской квартире на время отъезда в Ташкент? Я хотел бы послать туда посылкой кое-что, сохранившееся от моего архива — здесь держать негде, таскать с собой тяжело, а квартиры у меня нет. Пиши. Телеграфируй.
Ох, советую — поезжайте домой.
Ты спрашиваешь — где за меня хлопотать? В Главном Политическом Управлении Военно-Морского Флота.
Если уж надо служить, я хотел бы служить в большой центральной военной газете — в «Красной Звезде», например.
Милый папа, почему ты мне не пишешь? Уже почти два месяца назад ты написал мне открытку, что в июле будешь в Москве и возьмешь туда Марину. И с тех пор — ни слова. Я послал маме телеграмму — она мне не ответила. Сейчас я кончил книгу, хочу послать тебе рукопись — не знаю куда. Марина, Тата, Гуля пропадают, им необходимо попасть в Москву, а я беспомощен сейчас, бессилен, и мне не к кому обратиться, кроме как к тебе. Ведь у тебя в Москве квартира и дом — неужели их никак нельзя туда устроить. Ну, сделай это ради меня, пока я не уехал вслед за Бобой. Кого мне просить, к кому мне обращаться в беде, как не к тебе? А ты мне не пишешь по месяцам и Марине не отвечаешь на письма. Я не понимаю, почему ты в Ташкенте, но если у тебя есть причины, которых я не знаю, так съезди в Москву на время, устрой там моих. Я понимаю, что это хлопотно, но нельзя же, чтобы все пропали.
Очень любящий тебя
Нов. Ладога, Ленингр. обл. п/я 22.
Милые мама и папа!
Вот Вам Ваш старый-старый старший сын. Снимал меня Тарасенков
[777]. День был солнечный, — чуть ли не единственный за все лето, — и солнце било мне прямо в глаза.Полтора месяца не имею от вас никаких известий, и это так тревожно и грустно. Пишите мне, пожалуйста.
30 июля 1942 г.
Новая Ладога, Ленинградской обл. п/я 22.
Буду Москве середине сентября. Марине, детям рад всегда везде. Когда собираемся Москву?
Выехать сейчас не могу, предлагаю Марине приехать Ташкент, отсюда вместе поедем Москву.
Милый папа! Наконец дошли до меня твои телеграммы о том, что в сентябре ты будешь в Москве и возьмешь туда Марину. Я глубоко этим обрадован — и за тебя, и за Марину, и за себя. Это надо сделать, и поскорей, и сейчас более необходимо,
Мои дела, сказать по правде, неважны. Пришелся я не ко двору. Не позже сентября отправят меня в пекло, чему я рад. По-своему там лучше, чем здесь, да я уже побывал в стольких переделках, что привык. Буду ли в Москве — не знаю. Если разрешат, буду непременно. Конечно, не раньше, чем ты там будешь. В Москве ты сможешь очень много для меня сделать — что именно, напишу туда.
Держи меня, пожалуйста, в курсе всех твоих планов. Привет маме и Лиде. Ты их берешь с собой? Советую взять. И детей.
Получил от Скосырева предложение выслать книжку о летчиках в «Советский писатель». Обрадовался. Завтра вышлю.
14 авг. 1942 г.
Новая Ладога Лен. обл. п/я 22.
Рвусь домой момента отсутствия вестей Бобы, тормозила Лида, квартира, дом твоем распоряжении.
Папа стационаре, Лиды брюшной тиф, поправляется, приедем домой первой возможности.
Еду Москву
[782]повидаться тобой, телеграфировали, писали тебе востребования.Прилетел Москву свидание тобой, телеграфируй квартиру возможность свидания Москве.