О времени и о себе

Он защитил докторскую диссертацию по математике в 1901 году, а его главным достижением в математике стала теорема, названная его именем и именем Эмми Нётер (1882–1935), немецкого математика, наиболее известной своим вкладом в абстрактную алгебру и теоретическую физику. Альберт Эйнштейн, Жан Дьёдонне, Герман Вейль и Норберт Винер считали её наиболее значительной женщиной в истории математики. В качестве одного из величайших математиков двадцатого века она коренным образом изменила теорию колец, полей и алгебр. В физике теорема Нётер впервые открыла связь между симметрией в природе и законами сохранения. Эмми Нётер обобщила первоначальный результат Ласкера. Кроме того, Ласкер опубликовал несколько философских работ и литературных произведений.

В 1933 году, уже не будучи чемпионом мира, Ласкер с женой был вынужден покинуть Германию из-за установления там нацистской диктатуры и начала кампании по преследованию евреев. Переехав в Великобританию, Ласкер в 1934 году после долгого перерыва возобновил участие в соревнованиях.

В 1935 году в Московском международном турнире Ласкер занял третье место, отстав на пол-очка от Ботвинника и Флора, но опередив Капабланку. Выступление Ласкера, который в шестьдесят шесть лет не проиграл ни одной из 19 партий, при этом в личной встрече с Капабланкой одержав красивую победу, газеты назвали «биологическим чудом».

В августе того же года по приглашению наркома юстиции и организатора шахматных турниров Николая Крыленко Ласкеры поселились в СССР. Ласкер получил должность в Математическом институте АН СССР. В качестве корреспондента «Красного спорта» освещал матч между Алехиным и Эйве в Голландии и представлял Советский Союз в соревнованиях.

В 1937 году Ласкеры отправились в США, чтобы повидать родственников. Они провели некоторое время в Чикаго, затем переехали в Нью-Йорк. По одной из версий, поездка планировалась как временная, все вещи Ласкеров остались в московской квартире, были даже куплены обратные билеты в Москву. По другой — Ласкеры увезли с собой всё, кроме мебели, явно не собираясь возвращаться. Так или иначе, супруги более не вернулись в СССР.

Однако известен факт, что подавая прошение о разрешении проживания в Советском Союзе, Ласкер указал срок пребывания в СССР «около двух лет» с целью завершения научной работы, для чего он нуждался в математической литературе, доступной в советских библиотеках. Так что выезд мог быть просто реализацией изначальных планов.

В первые дни 1941 года Ласкер тяжело заболел почечной инфекцией, попал в госпиталь «Маунт-Синай» в Нью-Йорке, где и умер 11 января 1941 года. Похоронен он на еврейском кладбище Бет Олом в Квинсе, церемонию прощания посетили более 200 человек.

Участвовал я и в открытом первенстве Берлина по шахматам, но успеха не достиг. Тем не менее, меня пригласили в сборную команду клуба имени Ласкера, и я успешно выступал в соревнованиях в её составе много лет. Капитан команды иногда гордо говорил, что в его команде «играет русский».

В 1993 году мы с Людой закончили обучение в Институте Гёте, успешно сдали экзамены и начали интенсивно искать работу. Но это было непросто.

В поисках работы

Люде и мне казалось, что двум кандидатам наук из Москвы найти работу в Западном Берлине будет нетрудно. Тем более, что к этому времени наши кандидатские дипломы были рассмотрены Сенатом города, и на основании этого рассмотрения и проведённых с нами бесед каждому из нас были выданы дипломы с присвоением звания «доктор-инженер».

Каждый из нас составил своё «резюме», то есть, фактически, анкету, в которой приводились все данные о себе, как личные, так и производственные (профессиональные). Мы искали фирмы и организации, в которых, по нашему мнению, мы могли бы работать. Потом рассылали свои резюме в эти фирмы и организации и ждали ответа от них. Ответы на резюме были двух типов.

Первый: писали, что они чрезвычайно благодарны за желание такого высокообразованного специалиста работать у них, но в настоящее время у них нет свободных вакансий, достойных специалиста такого уровня, и что они искренне желают найти работу в другом месте и надеются, что это скоро произойдёт.

Второй: назначали термин (время и место) для проведения беседы. В течение нескольких месяцев у меня было более десятка таких терминов. Со мной беседовали очень вежливо, я бы даже сказал, дружески, мне обещали в скором времени сообщить свой ответ в письменном виде, потом я получал письмо того же содержания, что и в предыдущем абзаце, с «искренним» пожеланием дальнейшего успешного поиска работы.

С Людой происходила точно такая же история. Мы долго не могли понять, в чём тут дело. Нам объяснил это один знакомый немец. Он сказал, что нам помешало то, что немцы очень любят и ценят чины.

А что тут плохого, подумал я, и тут же вспомнил стих знаменитого сатирика XIX века Дмитрия Дмитриевича Минаева: