Да очень просто: бояре во главе с князем Мосальским входят в дом, где находятся вдова и взрослые дети Бориса Годунова. Народ слышит из дома женский визг, пытается вмешаться, но двери заперты.
Пушкинское «народ безмолвствует» используется и историками, и литературоведами как доказательство покорности и кротости народа, его безразличия ко всему.
Но молчат-то когда? Когда только что объявлен новый царь! Здесь крик народа просто обязателен, он входит в принятый сценарий политических игр.
Так французские дворяне, узнав о смерти короля, произносили принятую традицией формулу: «Король умер, да здравствует король!» Эта формула возглашалась на собраниях дворянства при больших скоплениях людей. Слова «Да здравствует король!» полагалось подхватывать хором, обращая к будущему королю лица, простирая правые руки. Многие в таких случаях опускались на левое колено, в том числе и дамы — необходимая демонстрация лояльности. И попробовал бы дворянин не участвовать в подобном церемониале! Отказ кричать вместе со всеми сразу сделал бы его если не государственным преступником, то в лучшем для него случае личным врагом нового монарха.
А если бы целое дворянское собрание не стало бы кричать «Да здравствует король»? Значит, члены этого собрания — против нового короля? Может, они разжигатели династической войны? А может быть, вообще «преступники короны», изменники, которых необходимо разоружить, заточить и хорошенько допросить, чтобы разузнать, как именно и для чего они злоумышляли против Французского королевства.
Позвольте… Но ведь точно такое же действие и совершает народ в произведении А.С. Пушкина. Народ прекрасно понимает, что он делает, и логика его поведения была хорошо понятна во времена Пушкина, — это к нашему времени она подзабылась. Народ ДЕМОНСТРАТИВНО отказывается кричать свое «Да здравствует!» царю, которого сажают на престол бояре и князья… но которого народ не считает ИСТИННЫМ. Настанет день, и народ взбунтует, предельно ясно показывая, что он думает об узурпаторе. Пока он «всего лишь» молчит.
Восстание становится логическим продолжением нравственного осуждения — то есть «безмолвствования народа». Громовой выстрел из пушки пеплом Гришки Отрепьева, того самого, которого Мосальский велел величать государем Дмитрием Ивановичем, и есть прямое продолжение этого леденящего, мертвого молчания.
И в этом, и в других случаях русский народ умел и не боялся высказать свое мнение, совершенно не обязательно совпадавшее с мнением начальства. Так что со стороны начальства было очень неразумно не прислушиваться к «мнению народному».
Традицию «бунта на коленях» можно проследить в самых неожиданных исторических эпизодах. Скажем, в восстании декабристов. В конце концов, что сделали декабристы? Вывели войска и долго стояли на Сенатской площади в каре. Никаких попыток занять Зимний, арестовать Николая I. В точности как в Москве 1648 года восставшие стояли на площади и ждали, что же сделает власть?
Порой говорят о безволии декабристов, недостатке организованности. Приведя солдат на площадь, они не решились продолжить. Воли к власти не хватило. Но, помилуйте, ведь декабристы — боевые офицеры, прошедшие 1812 год, поход в Европу 1813-15 годов. Безволие? Трусость? В это трудно поверить.
Действительно, а почему так долго стояли в каре восставшие, не делая решительных шагов?
Почему? Мы так привыкли читать описания событий 14 декабря 1825 года, что уже не вдумываемся в их глубинный смысл. А ведь перед нами — типичный бунт на коленях. Угроза оружием? Да… Как из толпы в 1662 году: отдай, царь, ненавистных нам бояр… А то сами возьмем, «своим обычаем»!
Николай I оказался парнем не слабонервным, игру психологического напряжения выиграл он. А восстание декабристов состоялось совершенно не так, как должен «по правилам» проходить
Что же видели мы на Сенатской площади (до недавнего времени — площади Декабристов) в Петербурге? Типичный русский «бунт на коленях».
Очень, надо сказать, национальное действо.